Когда Иисуса спрашивали, почему он братается с самаритянами и грешниками, он отвечал:
— Не здоровые имеют нужду во враче, но больные… — и затем развивал эту мысль в простых и понятных толпе притчах о блудном сыне, пропавшей овце, милосердном самаритянине. Когда священники упрекали его за то, что он излечивает больных в субботу, то Иисус отвечал:
— Как вы полагаете; должно ли в субботу добро делать или зло делать? Душу спасти или погубить?
Не зная, что ему ответить, они говорили, что он имеет в себе Вельзевула и изгоняет бесов силою князя бесовского.
Иисус отвечал им сравнениями, что не может же дьявол изгнать дьявола:
— Ведь никто не может войти в дом сильного и расхитить вещи его, если прежде не свяжет сильного; и только тогда он расхитит богатства его.
А потом, обращаясь к народу, он открывал ему глаза на лицемерие священников, которые увеличивают воскрылия одежд своих и, под предлогом долгих молитв, поедают дома вдов, называл их змеиным племенем, порождениями ехидниными, слепыми вождями слепых, которые обходят море и сушу, дабы обратить хоть одного нового еврея, а когда это случится, то делают его вдвое худшим сыном геенны, и, указывая на памятники пророков, он говорил:
— Вы строите гробницы тем, которых избили отцы ваши, — таким образом, свидетельствуете против них. На вас надо искать всю кровь праведников, пролитую на земле, от крови Авеля до крови Захарии, которого вы убили между храмом и жертвенником… У вас, повторяю вам, я буду искать ее!
Ужас этих слов отнимал язык у священников и производил такое сильное впечатление, что вокруг наступала мертвая тишина, а над толпой слышался только звучный голос учителя.
Народ, угнетаемый духовенством, тяжко вздыхал, в толпе раздавались глухие стоны и сдавленные восклицания, словно идущие откуда-то из моря темноты. А Иисус обращался к толпе со словами любви и прощения, говоря:
— Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные — и я успокою вас, я дам отдых рукам вашим и покой душам вашим!
Толпа колыхалась, как колосья в поле, раздавались рыдания, из уст мужчин вырывались крики восторга, а женщины благословляли чрево, носившее его, и сосцы, его питавшие.
Книжники и фарисеи извивались от злобы, но не смели поднять на него руку, боясь толпы, провозглашавшей его пророком. Да и среди самих старейшин возникли сомнения. Член совета, Иосиф из Аримафеи, стал говорить об Иисусе весьма снисходительно, а Никодим прямо восторгался им.
— Всегда и во все времена каждый пророк обличал… — выразился как-то Никодим на заседании синедриона.
— Каждый обличал, но в общих чертах, заблуждения мира, а этот прямо пальцем на нас указывает! — угрюмо ответил Каиафа.