Увидев фотографию Костелло на камине, я поразился, до чего он был похож на дирижера Герберта фон Караяна. Та же седая грива, острый взгляд голубых глаз, величественная осанка. Добавим французский шарм и получим тот тип романтической ауры, который так понравился Катрин. Рядом с фотографией стояла золоченая урна с его прахом.
– Садитесь, мадам Страндберг, – сказала Бландин Костелло. – Месье…
– Баретт, Дэн Баретт.
Получив письмо Катрин с известием о смерти Мишеля Костелло, я прежде всего попытался созвониться с его супругой в Экс-ан-Провансе. Если есть минимальный шанс ознакомиться с бумагами архитектора, то только сейчас. Наследники могли решить вообще все выбросить. Что стоили в их глазах картинки и чертежи выжившего из ума старика? Но я не осмелился. Трудно звонить незнакомой женщине спустя несколько недель после смерти супруга, тем более с целью покопаться в архивах. Я не Берни Паттмэн. Он, я отлично знаю, прет напролом. Душа на нулевом уровне развития.
Выход нашла Катрин. «Исследовательские труды». «Научный интерес». Она позвонила Бландин Костелло и изложила свои доводы: Национальный музей Стокгольма интересуется теориями Костелло и желает пополнить свои коллекции Ленотра. Предлог сработал. Бландин Костелло согласилась нас принять. То есть согласилась принять Катрин. Я был довеском.
Дом Костелло, из бежевого и розового камня, был не очень большим по американским стандартам, но совершенно великолепным, построенным в стиле испанского дома с патио. Прямо перед террасой, под балконом, – голубой бассейн, накрытый брезентом, в окружении апельсиновых и банановых деревьев, еще не зацветших. Проходя вдоль него, я замер перед солнечным диском, висящим на стене над бассейном. Диск был увенчан девизом: «Пространство – знак моего могущества, время – беспомощности». Подписано: Жюль Ланьо, французский философ.
Прием был вежливый, но не более того. Естественно, подумал я, учитывая обстоятельства. Катрин, полиглот, как многие шведы, представила меня скромно:
– Месье Баретт – крупный меценат, помогающий музею Стокгольма. Кроме того, он лично очень интересуется Версалем.
Бландин Костелло, казалось, меня не узнала. Я не удивился. У французов крепкая репутация технофобов, хоть ты и заявляешь, что это не так. Да, несмотря на то что именно они изобрели Minitel и TGV… А я всегда считал, что если однажды мне придется прятать сверхсекретный образец или новую программу, то я найду уголок во Франции. Последняя страна в мире, где мои конкуренты додумаются ее искать.