– Интересно, что вы сделаете со мной? – с вызовом спросила Амелия. – Перережете мне горло, как несчастному кучеру Реми?
Ларсак вопросительно обернулся к Оливье.
– Это я его убил, – мрачно ответил тот. – Я думал, что он доносит на нас.
– Неужели вы это сделали? – бросила Амелия. – Я-то полагала, это больше в духе вашего друга. – И она кивнула на Армана.
– Довольно, довольно, – вмешался Робер де Ларсак, который, похоже, решил взять на себя роль обвинителя. – Сейчас, сударыня, вас должна больше заботить ваша собственная судьба. – Он обернулся к брату Анриетты. – Посмотрите как следует, Никола. Эту особу вы отвели к герцогу Йоркскому, считая, что она передает важные и, главное, достоверные сведения от вашей сестры?
– Да, – хмуро ответил Никола, – это она.
– Теперь вы, Себастьен. Верно ли, что вы и ваша жена просили эту особу передать герцогу, что в городе собрано не меньше десяти тысяч солдат для его защиты?
– Не десяти тысяч, а трех, – поправил его Себастьен.
– Которые, однако же, в передаче этой особы превратились в десять, – мягко заметил Робер. – Что заставило его высочество принять несколько неверных решений и дать передышку осажденным, вследствие чего они сумели уничтожить наши корабли и как следует подготовились к осаде. – Он королевски пожал плечами. – И это не единственный странный поступок этой особы. Достаточно вспомнить хотя бы доносы, которые отправлялись в революционный комитет…
Тут Амелия не выдержала.
– Я никогда не писала доносов, – отрезала она. – Это скорее специальность мсье, – она глазами указала на Себастьена.
– Но вы не отрицаете, – вкрадчиво промолвил Ларсак, – что нарочно ввели герцога Йорскского в заблуждение относительно истинного числа солдат в Дюнкерке?
И Арман, хоть он и отменно владел собой, все же вздрогнул, когда услышал совершенно равнодушное:
– Нет, не отрицаю.
Робер де Ларсак весь подобрался, как зверь, готовый к прыжку.
– И вы не графиня Амелия фон Хагенау, урожденная фон Нейхард, – промолвил он. – Потому что она умерла от оспы больше года тому назад.
– Нет, – еще равнодушнее ответила Амелия, – не она.
Арман закусил губу. Это становилось невыносимым. Он был готов встретиться с врагами на поле битвы, в осажденном городе, где угодно; но видеть, как в унылой комнате унылого замка мучают эту бледную женщину с пепельными губами, было выше его сил.
– Вы шпионите для этого гнусного Робеспьера? – допытывался Ларсак. – Или ваш хозяин – неведомый господин Сибулетт?
– Я не шпионка.
– Но вы сознаетесь, что нанесли нам непоправимый урон? – вспылил Никола. – К чему эти условности?