– На кого?
– На Реми Беллона, вашего кучера. Все остальные слуги пишут без ошибок, только Реми никогда не питал склонности к грамоте. Да и этот жуткий почерк очень похож на его.
Глаза Терезы сверкнули.
– Ах, мерзавец! – прошептала она. – Ведь Реми… ведь он имел наглость когда-то предложить мне… я подумала, что он шутит! Вот как он решил мне отомстить!
«Значит, кучер», – подумала Амелия. Когда-то он предложил красивой маркизе навестить его на конюшне, может быть, даже намекнул на ее связь с Оливье… а когда она не ответила взаимностью, решил…
Что же он мог решить, боже мой?
– Откуда он знал? – внезапно спросила Амелия.
– Что? – Арман удивленно обернулся к ней.
– Откуда он мог знать? Об англичанах, о Дюнкерке, о наших планах… Откуда ему могло это быть известно? Он же целые дни проводит при лошадях. Кроме них, его больше ничто не интересует.
Арман и Оливье озадаченно переглянулись.
– Это все слуги, – холодно уронила Тереза. – Кто-то из наших слуг проболтался, вот этот мерзавец и решил… послать донос куда следует.
– Но хуже всего, что кучер до сих пор с вами в Дюнкерке, – добавил Оливье. – И мы не знаем, что еще он сумел узнать.
Анриетта побледнела. Себастьен встревоженно поглядел на нее.
– Дорогая, как ты себя чувствуешь? Все эти треволнения… они могут повредить…
– Со мной все хорошо, – проговорила Анриетта, вымученно улыбнувшись. – Вы все думаете, что я слабая, а я гораздо сильнее, чем вам кажется.
В следующее мгновение до слуха всех, кто находился в комнате, донесся громкий стук в дверь.
Это был нетерпеливый, требовательный и, можно даже сказать, властный стук. Услышав его, даже Арман изменился в лице, а Тереза затрепетала, несмотря на присущее ей дерзкое хладнокровие.
Что же до Анриетты, то она тихо ахнула и упала в обморок.
Генерал обмакнул перо в чернильницу и уже собрался поставить свою подпись, как перо хрустнуло в его пальцах и разломилось на две части, прорвав бумагу. Чертыхнувшись, генерал взял другое перо, но едва он занес его над бумагой, как жирная капля скатилась с кончика пера и упала на документ.
Генерал вздохнул и стал ругаться. Когда он закончил, даже солнце в небесах покраснело. Впрочем, люди более реалистичного склада приписали бы это тому, что день катился к вечеру, и море за окном мало-помалу превращалось в расплавленное золото.
Дверь комнаты без стука приотворилась, и в образовавшуюся щель просунулся сизый нос пьяницы. У обладателя носа были серые светлые глаза, полные непритворного плутовства. Пьянство и плутовство являлись, вероятно, основными качествами чисто выбритого блондина лет сорока, одетого в видавшую виды рясу.