Линетт пожала плечами:
– Это был трудный год. Работа, которую я выполняла, прошла не слишком гладко, и к тому же мне пришлось срочно возвращаться за последним ребенком.
– Мне этого все равно не понять. Как только Наполеон признает свое поражение, разве всем не станет легче?
– Нет, мама, потому что Франция изменится. Мы с Жоржем думали, что все получится легче, если действовать быстро, но дело обернулось не так, как мы надеялись.
– И тогда ты помчалась в Лондон.
– Это была последняя роль, но какая! Тебя такое приключение очень впечатлило бы, мамочка. Помнишь, ты играла сорванца в одной пьесе, когда встретила папу?
– Еще бы! – Мать поцеловала Линетт в мокрую макушку. – Что ж, иди, но знай: теперь дети вряд ли узнают тебя, как, впрочем, и я.
Облачившись в ночную рубашку и халат, Линетт села спиной к камину и стала поглаживать кошку, устроившуюся у нее на коленях, пока мать расчесывала ей волосы.
Мурлыкающая кошка и мягкое движение гребня в ее волосах действовали так же умиротворяюще, как и тепло камина. Мать права, подумала Линетт, ее дочь действительно изменилась.
– Ну как мне тебе объяснить, – она вздохнула, – когда я сама себе не могу объяснить?
– Скажи по крайней мере – это мужчина?
– Да.
– Тот самый, за спасение которого тебе так хорошо заплатили?
– Именно. Он оказался совсем не таким, как я ожидала. – Линетт повернулась лицом к матери. – Я ненавижу его, если тебя это интересует.
– Да, дорогая, понимаю. Я тоже ненавижу его и хочу, чтобы завтра вы с девочками пошли кормить уток. Проводить время с детьми – самое лучшее лекарство для страждущего сердца, как мне известно.
Линетт послушно кивнула.
– А теперь отправляйся спать, дочка.
Оказавшись в постели, Линетт закрыла глаза и попыталась представить себя ребенком. Ей десять лет, и она проснулась от ночного кошмара. Матушка осталась с ней и не собиралась уходить. Сейчас ей ближе к тридцати, и она пережила кошмар, но, слава Богу, снова была дома, с семьей и в безопасности.
Усадьба Роберта Уилтона оставляла очень приятное впечатление; деревья, выстроившиеся вдоль аллеи, выглядели ухоженными и были покрыты густой листвой. Пришпорив коня, Гейбриел поскакал вверх по дорожке, наслаждаясь легким ветерком, светом и тенью солнечного дня. Увидев оленя, он подумал, не слишком ли рано пробудилась фауна в этом более теплом климате. В Дербишире пришлось бы ждать еще несколько недель, но здесь, в Суссексе, климат был гораздо умереннее, чем дома.
Дом оказался не слишком большим, но множество окон придавали ему уютный вид. Гейбриел не ожидал увидеть столь привлекательное жилище. Впрочем, хозяин его был капитаном, более двадцати лет получавшим призовые деньги за захваченные или потопленные пиратские суда.