– Я не намерена отказываться от услуг Маргариты.
– Как вам угодно. Но в таком случае она приедет позже, через месяц, вместе с детьми.
В этот момент неистово загрохотал гром. Прошло несколько секунд, и страшная молния разорвала темноту под деревьями, громовой удар прогремел и загрохотал, оглушая всех. Я остановилась, в ужасе перекрестившись. Герцог тоже остановился, отпустив мой локоть.
Опять сверкнула молния; казалось, небо разорвалось как раз над нами, громадное снежно-белое пламя полыхнуло на нас – меня бросило к герцогу, и, в крайнем страхе прижавшись к его груди, я стояла с закрытыми ослепленными глазами, ощущая запах паленого. Потрясающий удар грома снова оглушил меня. Решившись открыть глаза, я увидела, как большой дуб на поляне словно зашатался, огромный сук отделился от него и рухнул на землю, оставив за собой огромную щель в стволе. Дуб пылал, как рождественский факел.
– Пойдемте!
Герцог рванул меня за руку, с силой потащил прочь. Я машинально повиновалась, все еще слишком оцепеневшая от испуга, чтобы сообразить. Влажные полы плаща били меня по ногам, капли дождя стекали по лицу, волосы даже под капюшоном повлажнели.
Он дал мне передохнуть только тогда, когда мы выбежали из леса и оказались в стороне от деревьев, в которые могла ударить молния. Теперь мы прошли спокойнее, и я, уже придя в себя, по достоинству оценила присутствие духа и хладнокровие, проявленные моим мужем. Я вспомнила, как неосознанно, в страхе, я бросилась к нему, словно пытаясь найти защиту, как прижалась щекой к его груди, и невольно смутилась. Потом, успокоившись, взглянула на герцога повнимательнее.
Вполне возможно, он хороший человек. Немного странный и необычный, это правда. Но я уже не могла лицемерить, полностью отказывая ему в привлекательных качествах. Он смел, сдержан, хорошо воспитан, благороден, он сдержал каждое слово, которое мне дал. Наконец, он отличался какой-то особенной, мужской внешностью. В ней не было броскости, но была мужественность. Черные волосы, смуглая кожа, длинный нос, одновременно и чувственные, и жесткие губы, сильный кадык. А глаза сейчас казались уж совсем синими-пресиними.
«Возможно, – подумала я растерянно, – я веду себя неоправданно враждебно… Ведь если рассудить объективно, он не причинил мне никакого зла». Сейчас он держал меня за руку и, помедлив, я решила не высвобождать ее.
Но вспомнив о том, что случилось, я вздрогнула.
– Молния – дурной знак, сударь, – сказала я вдруг.
Он взглянул на меня с усмешкой.
– Вы суеверны, сударыня?
– Да. Суеверна. И верю в предзнаменования.