– Не надо больше, – прошептала Маргарита. – Не мучайте его. На первый раз достаточно.
Я взглянула на нее. Она была очень измучена. Я догадывалась, что она, так же как и я, почти не спала. В ее возрасте это нелегко. Взяв Маргариту за руку, я мягко проговорила:
– Ступай отдохни. Я посижу с ним.
– А вы, мадам?
– А я все равно не в силах от него отойти.
Она ушла, и после ее ухода события развивались так, что я приходила в ужас. Некоторое время я сидела рядом с Жаном. Голова у меня гудела, перед глазами мелькали черные точки. Жар у мальчика усиливался. Жан сбрасывал одеяла, я каждый раз терпеливо укрывала его снова, но он яростно отталкивал мою руку и стонал. Я видела, что он не узнает меня и что сейчас ему даже тягостно мое присутствие, но я не отходила. Он весь горел, я постоянно вытирала ему лоб, протирала лицо. Потом его начало рвать каждые полчаса. Его стошнило всем, что он съел. Он лежал задыхаясь, хватая ртом воздух. Черты лица заострились до неузнаваемости, да и само лицо стало почти воскового оттенка.
Сжимая зубы и крепясь, чтобы не зарыдать, я ухаживала за ним, убирала тазы с рвотой, обтирала ребенка, меняла белье и простыни, пытаясь достичь хотя бы минимальной чистоты. Белье уже через полчаса становилось желтым и влажным. Жан метался в горячке, время от время постанывая и произнося:
– Пить! Пить, пожалуйста…
Я подносила к его губам стакан, и он жадно пил. Но уже через несколько минут его мучила рвота. Его дыхание внушало большую тревогу: оно становилось все затрудненнее. Если и дальше так пойдет, он просто не сможет дышать! Что-то сжимало ему горло. Я попыталась разжать Жану зубы, заглянула ему в рот и увидела сизо-красную опухоль. Теперь ее было легко заметить. Она значительно увеличилась по сравнению с тем, что я видела на рассвете.
– Что же делать? – прошептала я, ломая руки.
Жан застонал так протяжно и жалобно, что я отпустила его и не мучила больше осмотром. Все, впрочем, и так было ясно. Поднявшись, я стала ходить взад-вперед по комнате, сжимая пальцами виски. Я не представляла, что делать. Я ничего не могла… Но надо было что-то предпринять, иначе… иначе… о, мне было даже страшно подумать, что будет иначе!
Вошла Маргарита. Блуждающим взглядом я посмотрела на нее.
– Пять часов вечера уже, – произнесла она. – Давайте-ка я вас сменю.
Я покачала головой.
– Нет, я не хочу… Маргарита, ведь ему все хуже и хуже!
– Вы уверены?
– Он просто задыхается! И дышит так хрипло!
Она молчала. Я произнесла с яростью в голосе:
– Будь проклят этот коллеж! Будь прокляты все тамошние воспитатели! Будь проклята я сама, что отдала туда Жана!