Он стал мыть руки и выругался.
– Черт! Разве я сказал принести кипяток?
С искаженным лицом он вымыл руки до локтей и приблизился к Жану. Пальцы герцога осторожно ощупали шею мальчика. Жан вскинулся и застонал.
– Да. Все верно. Дифтерия.
– Вы спасете его?
Александр не отвечал. Сама не понимая, что делаю, я упала перед ним на колени, схватила его руку так, как утопающий хватается за соломинку:
– О, сударь! Умоляю вас! Это вся моя жизнь! Пожалуйста! Все, все говорят, что он умрет… Будьте милосердны, он же такой маленький! Ему нельзя умереть!
Рывком расцепив мои руки, он обошел меня, двинулся к светильнику и быстро зажег его. Потом сунул мне в руки:
– Держите! Да, именно так… Мне нужен будет свет. И стойте смирно, не шевелитесь!
Я стояла, смертельно боясь нарушить хоть одно из его распоряжений. Ноги у меня подгибались, но я была уверена, что выдержу. Он заставил меня держать светильник так, что горячий воск мне капал на пальцы, но я не чувствовала боли. В этот миг в дверях показалась Маргарита.
– Есть где-нибудь поблизости нож? – спросил Александр.
Я не могла отвечать. Маргарита ответила за меня:
– Нож под подушкой у Жанно, ваше сиятельство.
– Под подушкой?
– Ну да, мы положили его, чтобы он оттягивал боль.
Александр шагнул к кофейному столику, взял маленький фарфоровый чайник и, сильно ударив его о колонку кровати, отломал носик.
– Возьмите, – сказал он Маргарите. – Надо ополоснуть его кипятком.
Нож был извлечен из-под подушки. Со все возрастающей тревогой я наблюдала, как Александр раскаляет его лезвие на огне свечи. Что он намеревается делать? От страха у меня зашлось сердце; когда герцог склонился над мальчиком и нож как-то по-особенному жутко блеснул в его руке, я бросилась к нему, хватая за руку:
– Постойте! Что вы хотите делать? Я… я не могу этого позво…
Александр вырвал из моих рук светильник, отдал его Маргарите и, обхватив меня за плечи, повел к стулу. Ему пришлось почти насильно усадить меня. Он наклонился ко мне и вполголоса произнес:
– Слушайте меня внимательно. Ребенка может спасти только немедленное вскрытие опухоли. Сделать это очень сложно. Нужен один точный разрез – точный, вы понимаете? Если вы словом, движением или даже вздохом помешаете мне, ваш сын умрет. Помните об этом и сидите тихо.
Оставив меня, он пошел к постели, сказав:
– Маргарита, вы посветите мне. Полагаю, у вас больше выдержки, чем у герцогини.
Они что-то делали. Я видела их руки над ребенком. У меня зуб на зуб не попадал от страха. Я словно сквозь сон слышала, как Александр объяснял Маргарите, когда понадобится чайник… и что понадобится он для прохода воздуха, но его слова и мои собственные мысли так смешались у меня в голове, что я ничего отчетливо не сознавала. То, что сказал мне Александр, заставляло меня сейчас бояться даже собственного вздоха. Я разрывалась между самыми противоположными побуждениями. Я и надеялась на успех, понимая, что от Жана отказались все, кроме Александра, и думала в то же время, что, может быть, все это только повредит мальчику. Может быть, без этого кошмарного и весьма рискованного разреза Жан имел больше шансов на жизнь?