– Ага, – сказал я. – И снова ушел. Навеки.
– Что-о-о? Что ты мелешь?
– Преставился. Мы нашли его там мертвым.
Йозеф резким движением убрал локти со стола.
– Ну и ну! Слушай, вот кошмар-то! Как Ганка?
– Это я его нашел. В той каморке с отдельным входом, где собраны модели.
Йозеф глядел на меня, словно не понимая, о чем я говорю.
– Долго он там лежал? – мрачно спросил он.
– Нет. То-то и оно.
Мой друг непонимающе наморщил лоб.
– А все-таки что с ним случилось?
– Кто-то его застрелил. Поручик, который приехал расследовать это дело, уверяет, что именно тогда, когда мы там были. Вернее, был я один. Пани Дроздова уходила за ключами от дома.
Если б выражение «окаменел от ужаса» употреблялось в буквальном смысле, я лишился бы единственного в своей жизни друга. А теперь у меня была возможность злорадно любоваться безграничным смятением, которое его охватило. Видеть Йозефа в таком состоянии был случай столь же редкий, как обнаружить золотой самородок в котловане нашей стройки. Однако он быстро пришел в себя.
– Что там произошло? Черт тебя побери, рассказывай все по порядку!
И я рассказал. Не забыв упомянуть о павшем на меня подозрении.
– Да это же чушь! – мгновенно отреагировал Йозеф. – Ты ведь его вообще не знал!
– А ты его знал?
– Немного. Видел однажды. Лет десять назад, а то и больше. Приезжал на спартакиаду. Говорил, что когда-нибудь вернется домой умирать, – с горечью продолжал Йозеф. – Он тогда еще был хоть куда, и мы посмеялись. И видишь – сбылось. Бедный старик! Вот уж небось не представлял себе такого конца после всего, что пережил!
Теперь, настал мой черед. Я озадаченно вытаращил глаза на Йозефа.
– Он жил в Америке. За границу эмигрировал во время войны. Тогда, в шестьдесят пятом, рассказывал нам, сколько ему довелось хлебнуть. После войны он служил врачом на каком-то французском корабле. Потом поселился в Мексике.
– Он был врач?
– Зубной. В Мексике открыл практику. Рассказывал нам, как иногда пациенты расплачивались с ним грудой коровьих шкур. – Йозеф грустно улыбнулся. – Отличный был старик. Совсем не такой, как его брат – Ганкин папаша.
– Тот еще жив?
– Нет. Умер в шестьдесят пятом, через пару месяцев после отъезда Луиса. У него сердце разорвалось от зависти и злобы, – усмехнулся Йозеф.
– К кому? К брату?
– Да нет. К коммунистам. А визит преуспевающего брата подлил масла в огонь. Он был прирожденный предприниматель, налоги платил как миллионер, а ведь перед войной начинал с небольшой мастерской. Ганичку и ее болвана братца ожидало будущее, можно сказать, наследных принцев. Только потом все пошло псу под хвост. У них, правда, осталась вилла на Баррандове, и Ганкина мать совершала буквально чудеса, чтобы сохранить весь этот светский лоск. Господин Антонин Эзехиаш, заправлявший большой отопительной фирмой, каждый вечер должен был снимать комбинезон и целый час мыться душистым мылом, чтобы отмыть запах автогена. Деньги-то он продолжал делать все время, я думаю, он тогда припрятывал массу дефицитных материалов. Дядюшка из Америки всем им дал по мозгам, заявившись перед ними в широкополой шляпе, с рассказами о гасиендах и яхтах миллионеров.