– Попробуйте этой бычьей крови, хозяин.
Кофе, который она подала мне, был действительно превосходным. Пальцы рук у нее были длинные и изящные.
– Это вам не лошадиная моча, которую пьют английские мадамы, – сказала она. – Пьют, пьют, пьют эту желтую мочу и чешут, чешут, чешут свои языки. – Она пошла к двери, шурша платьем, а потом обернулась: – Я пришлю девочку убрать то, во что вы превратили красный жасмин. А то набегут тараканы. Старайтесь не наступать на цветки, молодой хозяин, – добавила она и выскользнула за дверь.
– Кофе она варит прекрасный, но язык у нее чудовищный, и, кроме того, она почему-то не поднимает шлейф платья. Если так разгуливать по дому и по двору, оно же жутко запачкается.
– Когда они ходят, не поднимая шлейф, это означает, что они тебя уважают. И еще они так ходят по праздникам и к церковной службе.
– А сегодня разве праздник?
– Она хочет, чтобы сегодня был праздник.
– Так или иначе, это не очень опрятный обычай.
– Ну что ты! Ты просто не знаешь здешние нравы. Они не боятся запачкать платье и дают этим понять, что оно у них не единственное. Неужели тебе не нравится Кристофина?
– Она, несомненно, весьма достойная особа. Но я не могу сказать, что в восторге от того, как она выражается.
– Это ни о чем не говорит, – возразила Антуанетта.
– И у нее вид ленивицы. Она слоняется по дому без дела.
– И снова ты ошибаешься. Это со стороны она кажется медлительной. Но она не делает лишних движений, не суетится и в конце концов делает все очень быстро.
Я выпил еще одну чашку бычьей крови. «Бычья кровь, – вертелось у меня в голове. – Бычок…»
– Как сюда попал этот туалетный столик? – спросил я Антуанетту.
– Право, не знаю. Сколько я себя помню, он всегда был тут. Многое из мебели было украдено, но туалетный столик как стоял, так и стоит.
На подносе стояли две коричневые чашечки, и в каждой было по розе. Одна совершенно распустилась. Когда я дотронулся до нее пальцем, лепестки посыпались.
– Rose elle a vecu,[5] – сказал я и рассмеялся. – Неужели в стихотворении говорится правда? Неужели все прекрасное в этой жизни обречено?
– Нет, конечно, это не так.
Антуанетта взяла свой маленький веер со столика и снова откинулась на подушки, прикрыв глаза.
– Пожалуй, я вообще не стану вставать, – сказала она рассмеявшись.
– Как это так – вообще?
– А вот так. Встану, когда захочу. Я страшно ленива. Как и Кристофина. И часто провожу в постели целый день. – Антуанетта стала обмахиваться веером. – Река рядом. Иди, пока вода не нагрелась. Батист тебе покажет заводь. Собственно, у нас их две: одну мы называем «шампанская», потому что там есть водопад – маленький, но все равно в жару очень приятно постоять под ним. А ниже – «мускатная» – она коричневая, и возле нее растет мускатный орех. В neq можно даже поплавать. Но будь осторожен, клади одежду на камни, а когда снова станешь одеваться, проверь, нет ли там кого: самое неприятное – это красные муравьи. Они маленькие, но если ты внимательно посмотришь, то увидишь. Береги себя, – сказала она и помахала мне ручкой.