Случалось мне попадать и в неприятные ситуации, но ничего катастрофического, ничего такого, что закончилось бы плохо, не происходило. Однажды рядом со мной на скамейку сел старичок, протянул руку и представился: Френк. «Можешь звать меня Боб, если хочешь, — разрешил он, — мне все равно. Если ты не назовешь меня Биллом, мы поладим». И сразу же пустился в мудреный рассказ об азартных играх, не на шутку углубившись в повествование о своем пари в 1936 году на тысячу долларов и его участниках: лошади Сигарильо, гангстере Дюке и жокее Тексе. Я потерял нить его рассказа где-то после третьего предложения, но было даже занятно слушать его сумбурную речь с многочисленными привираниями. Он выглядел абсолютно безобидно, и я не спешил уходить. Проговорив минут десять, старичок вдруг вскочил со скамьи, цапнул кларнет, лежавший у меня на коленях, и быстро заковылял по посыпанной щебнем дорожке. Он бежал трусцой, маленькими шаркающими шажками, и при этом неистово размахивал руками, однако догнать его оказалось не так-то просто. Наконец я ухватил его за руку, развернул к себе и вырвал футляр. Его как будто удивило, что я побежал за ним. «Разве так надо относиться к пожилым людям?» — проговорил он без капли раскаяния. Мне ужасно захотелось врезать ему по морде, и, видимо, он догадался о моем желании и так затрясся от страха, что я остановился и собрался было идти своей дорогой. Вдруг старикан бросил на меня испуганный и одновременно презрительный взгляд и послал в мою сторону хорошенький смачный плевок. Половина повисла у него на подбородке, а вот вторая попала мне на рубашку. Я отвел от старика глаза, чтобы оценить размеры нанесенного оскорбления, а он снова зашаркал прочь, оглядываясь через плечо, не гонюсь ли я за ним. Я думал, на этом все и кончится, но, отойдя на безопасное расстояние, он обернулся и стал грозить мне кулаком и кричать что есть мочи. «Коммунист паршивый! — орал он, задыхаясь от негодования. — Паршивый красный агитатор! Убирайся обратно к себе в Россию, там тебе самое место!» Он дразнил меня, явно заманивая и провоцируя, желая продолжить нашу схватку. Но я не попался. Не говоря ни слова, я развернулся и пошел прочь.
Это, конечно, ерунда, бывали случаи и пострашнее.
Один раз ночью шайка подростков гналась за мной через Овечий Луг. Спасло меня только то, что один из бандитов упал и подвернул лодыжку. В другой раз воинственный пьяница угрожал мне пивной бутылкой с отбитым дном. Это были неприятные истории, но самая страшная случилась уже ближе к концу моего «паркового» периода, пасмурной темной ночью. Я случайно вломился в кусты, где трое занимались любовью: двое мужчин и женщина. Было плохо видно, но мне показалось, что они все были голыми, а по голосам (это уже когда она обнаружили меня) я понял, что они к тому же все пьяны. Под ногой у меня хрустнула ветка, а следом зашуршали листья и раздался женский голос. «Джек, — проговорила женщина, — там какой-то треск». Затем послышались два хриплых мужских голоса, клокотавшие злобой и дикой яростью. Поднялась неясная фигура и сунула в моем направлении что-то похожее на ружье. «Пикни хоть слово, болван, — прохрипел он, — и в ответ получишь шесть».