— Вы только не подумайте, что я ругаю нашу Тельму, — сказал Сидз, — помойные напитки приготовляются у нас без приложения человеческих рук.
— Адская машина? — полуутвердительно спросил Грайс.
— Чудо двадцатого века, — ответил Сидз. — Нажимаешь кнопку с надписью «чай» — и получаешь теплую жижу, похожую на кофе.
— А если нажимаешь кнопку с надписью «кофе», — подхватил Грайс, — то получаешь бурду рвотной температуры вроде чая. — Тельма тем временем плоскостопо топала, обходя сослуживцев со своим конторским подносом. Это, разумеется, был ежеутренний обряд: сначала она собирала монетки, чтобы накормить торговый автомат, и записывала, кто чего хочет — один стакан газированной фруктовой воды, один стакан чаю и три кофе, как заметил Грайс, когда она подошла к его столу, — а потом, выдоив из автомата все, что требуется, разносила заказанные напитки. Не очень-то рационально, подумал Грайс: два обхода вместо одного. В его прежней конторе их молоденькая фея-прислужница принимала заказы сразу на неделю, — но здесь, поскольку Тельме приходилось собирать десятипенсовики для торгового автомата, такая двухобходная система была, наверно, необходима.
Чуть приподнявшись, Грайс нащупал в брючном кармане ребристую грань десятипенсовой монеты, но Сидз опередил его.
— За новенького плачу я, — объявил он Тельме.
Надо не забыть рассчитаться с ним во время вечернего перерыва, подумал Грайс. Когда у него появится собственный стол, этот обмен угощением сделается, возможно, традиционным — если они по-прежнему останутся соседями. Утром Сидз будет платить за Грайсов кофе, а вечером Грайс будет расплачиваться за его чай или, скажем, фруктовую воду. Грайс не возражал против такого порядка — при условии, что все напитки стоят одинаково, — эти взаимные маленькие одолжения служили, на его взгляд, прекрасной смазкой для плотно пригнанных шестеренок современного общества.
Вскоре Тельма вернулась. Любителем фруктовой воды оказался Хаким — Тельма поставила на его стол пластиковый стаканчик. Но кофе и чай были налиты не в стаканчики, выдаваемые автоматом, а в обычные чашки. Его новые коллеги, видимо, считали, что пластиковые стаканчики с горячим кофе или чаем трудно держать в руках, а может, им не нравился запах разогретого пластика или — тоже вполне возможно — однажды в автомате этих стаканчиков на всех не хватило, и, оставшись без очередного полдника, они с тех пор уже не полагались на автомат, а принесли из дому или купили в ближайшем магазине собственные чашки. Значит, ему тоже предстояло завести себе постоянную чашку — и проще всего было, наверно, дать Тельме деньги, чтобы она купила ее во время перерыва на обед. А сейчас Тельма поставила перед ним сувенирную корнуэльскую чашечку — видимо, Ваартову.