– Расскажи мне, Джимми, что произошло с тобой после того, как нас доставили в полицейский участок. Ты что-нибудь знаешь о Ферн?
– Нет, я никогда не видел ее после того, как нас приволокли в участок. Они забрали меня в «дом содержания», где и другие ребята ждут, когда их заберут в какие-то приемные дома. Некоторые были старше, но большинство было моложе меня. Мы спали на походных койках, не больше и не лучше, чем эта. Нас разместили по четверо в комнате. Один маленький мальчик хныкал всю ночь. Другие все время орали на него, чтобы он замолчал, но он от этого только пугался. Я ввязался в драку с ними, потому что они не переставали терроризировать ребенка.
– Меня это не удивляет, – улыбнулась я.
– Понимаешь, обижая его, они чувствовали себя очень «крутыми», – сказал он сердито. – В общем, одно за другим, и в конце-концов меня перевели спать в цокольное помещение. Там был грязный пол, множество клопов и даже крыс. На следующий день мне сказали, что они уже нашли дом для меня. Я думаю, они решили избавиться от меня первым. Все остальные очень ревновали, но это только потому, что они не знали, куда меня отсылают. Я попал в дом Лео Кунса, у которого была куриная ферма. Он был плотный, ворчливый мужчина с лицом бульдога и со шрамом через весь лоб, будто его ударили топором. Его жена была в половину его, и он обращался с нею, как с ребенком. У них было две дочери. Это его жена воодушевила меня на побег. Ее звали Берайл, и я не мог поверить, что ей всего лишь тридцать с чем-то. У нее были седые волосы, и она выглядела как огрызок карандаша. Что бы она ни делала, Кунсу не нравилось. В доме никогда не было прибрано, еда никогда не была вкусной. Брюзжание, брюзжание, брюзжание… У меня была хорошая комната, но он пришел в «дом содержания» за подростком-приемышем, чтобы сделать его рабом. Первым делом он показал мне, как собирать яйца, и заставлял меня вставать до рассвета, чтобы работать вместе с его дочерями. Они были старше меня, но обе были тощими, как чучела, и у обеих были большие, печальные темные глаза, которые напоминали мне глаза напуганных щенков.
Кунс перебрасывает меня с одной работы на другую – разгребать птичий помет, таскать корм. Мы начинали работать до восхода солнца и заканчивали после заката.
Сначала я был так подавлен, что не понимал, что произошло со мной, но через некоторое время мне так надоела эта работа. Кунс все время орал сделать то, сделать это…
Но все решило, я думаю, то, что однажды вечером он ударил меня. Он что-то ворчал относительно ужина, а я сказал, что ужин хороший, слишком хороший для него. Он ударил меня так сильно, что я свалился со стула.