Наспех заколов волосы и облачившись, Амалия побежала искать разъяренного Рудольфа. За прошедшие дни девушка успела хорошо изучить своенравного кузена и вполне отдавала себе отчет в том, что, когда его самолюбие столь жестоко уязвлено, он ни с кем не станет церемониться, тем более с каким-то австрийским агентом, посмевшим стать ему поперек дороги.
Из малого салона доносились истошные вопли, и Амалия, сообразив, что именно там Рудольф чинит расправу, ринулась туда.
– Господи, только бы он его не убил!
Она застала весьма любопытную картину. Ортанс и Эжени Армантель с ошалевшими лицами жались к стенам, а Рудольф фон Лихтенштейн, прихватив здоровяка Вернера за глотку, волок его к выходу. Вернер был на полголовы выше его и значительно плотнее, но ничего не мог поделать с рассвирепевшим немцем. Вокруг Рудольфа бегала «фрау Кляйн» и норовила стукнуть его зонтиком по голове, что оказывало примерно такое же действие, как укус комара на тушу кита.
– Оставьте, оставьте моего мужа в покое! – кричала «фрау Кляйн».
– Ха! Мужа, говорите? – с кровожадным блеском в глазах бросил ей Рудольф, на всякий случай стискивая Вернера покрепче. – Когда я последний раз видел вас в Вене, вы были братом и сестрой, а еще раньше, в Страсбурге, вдовцом и экономкой!
– Мерзавец! Хам! – кричала «фрау Кляйн» в слезах. – Отпустите, отпустите моего Людвига, не смейте его трогать!
– Еще как посмею! – сипел Рудольф, багровея от натуги.
В отчаянии Вернер вцепился в створку дверей, но Рудольф разок ударил его лбом в лицо, применив прием, который бандиты называют «взять на кумпол», и австрийский агент обмяк, разжав руки.
– Ку-узен… – челюсти Амалии раздирала неудержимая зевота, – что вы такое творите?
– Не мешайте, Амалия, прошу вас! – огрызнулся Рудольф.
Он лягнул «фрау Кляйн», чтобы не путалась под ногами, вытащил Вернера на палубу и легко, как перышко, перекинул его через борт.
– My God![18] – вскричал маркиз Мерримейд, ставший невольным свидетелем этой сцены, и в ужасе выронил монокль из глаза.
– Он сошел с ума! – вторила ему жена.
– Кузен, кузен! – кричала Амалия.
Рудольф, не отвечая, тряс Вернера, которого держал за шиворот над пучиной.
– Отвечай, мерзавец, где «Леда»?
– Людвиг! – причитала «фрау Кляйн», заливаясь слезами. – Он тебя убьет!
– Что ты сделал с картиной? Отвечай, мерзавец!
– С какой… картиной? – Ноги бедняги Вернера болтались над океаном, жесткий воротник впился в горло.
– Сам знаешь!
– Не знаю!
– Нет, знаешь! Не зря же ты околачиваешься здесь!
– Ку… узен… а-ах! Перестаньте, умоляю вас!
– Кузина, прекратите зевать, вы меня проглотите!