– А вы не очень-то веселы, – заметил Рудольф своей кузине.
– Я думаю о мадам Эрмелин, – коротко сказала Амалия.
– Бедная старая леди! – пробормотал маркиз. – Не очень-то ей повезло.
– О да! – вздохнула его жена, хотя, по правде говоря, считала, что старики существуют для того, чтобы умирать, и что глупо было бы предаваться сожалениям по этому поводу. – По крайней мере, ей не пришлось долго мучиться. У нас в труппе одна старая актриса тридцать лет провела парализованной, пока господь над ней не сжалился.
– Так вы актриса? – в экстазе вскричала сеньора Кристобаль. – Просто поразительно! Правда, Ортега?
Врач высунул нос из-за рюмки вина и утвердительно кивнул.
– Я уже не играю, – с извиняющейся улыбкой сказала женщина-куколка, встряхивая кудрями. – Дорогой Монтегю против. Но, если бы была возможность, я бы…
– Конечно, конечно! Ведь сцена не отпускает тех, кто имел счастье хоть раз ступить на нее. Уж я-то знаю!
– Ну, это еще как посмотреть – счастье или несчастье, – вполголоса ввернула донья Эстебания.
– И где же вы играли? – спросила Амалия у маркизы Мерримейд.
– О, в разных пьесах. В основном Шекспир, но попадались и французские – «Федра», «Андромаха»…
– Трагедии, – встрепенулась сеньора Кристобаль. – Обожаю трагедии. Правда, не переношу, когда мою героиню убивают. Тебя закалывают картонным кинжалом, и изволь лежать бревном на сцене, пока тенор поет прощальную арию. Это просто измывательство над оперой!
– Я играла не только в трагедиях, – сказала маркиза немного обиженно. – В комедиях тоже, хотя хорошие комедии нынче так редки.
– Лучшие комедии писал Мольер, – счел своим долгом заметить аккомпаниатор Шенье. Французы склонны полагать, что их искусство и литература – лучшие в мире. Надо признать, что тут они не так уж далеки от истины.
– Шекспир тоже писал комедии, – вмешался маркиз Мерримейд, оскорбленный тем, что какой-то лягушатник в его, маркиза, присутствии смеет кичиться своим превосходством над доблестной английской нацией, равной которой нет в мире.
– Которые называют комедиями лишь по недоразумению, – отозвался дипломат, не упустив случая щелкнуть аристократа по носу.
Завязался спор, чьи комедии лучше. Все оживились. Незваная гостья, посетившая корабль, была предана забвению. Подали десерт. Сеньора Кристобаль заявила, что не может позволить себе ни намека на сладкое, и тут же умяла свою порцию. Она как раз облизывала ложечку, когда раздался крик:
– Уймись, старая дрянь!
Это Кристиан Эрмелин вне себя орал на миссис Рейнольдс, пристававшую к нему с вопросом, не желает ли он за умеренную плату пообщаться с духом своей матери. Но продолжение было еще примечательнее. Хрупкий Гюстав Эрмелин, которого решительно все считали слабаком, вскочил с места и крикнул в лицо побелевшей поклоннице спиритизма: