Поудобнее устроившись вплотную к окну, Николай попытался задремать снова, но сон, видимо, уже пропал. Осталось только спокойное и тихое настроение, которое часто приходит в дороге. Под такое хорошо сидится или лежится без мыслей о чём-либо, под шуршание камушков под колёсами или перестук рельсов. Закрыв глаза, он улыбнулся и начал думать о доме, о том, как беззвучно вспыхивают в темноте искры, срывающиеся с дуг трамваев, со скрежетом заворачивающих в депо июньской ночью, когда окна открыты настежь. На столе башня учебников и методичек, и остаётся один, самый последний экзамен в страшной, длящейся целый месяц сессии. А потом – новая нашивка на плече, и дорога, и песни, и дорога…
Проснувшись, Николай удивлённо приподнялся. Задремал всё-таки, надо же! «Больной, проснитесь! Примите снотворное!»
– Э, Шалва, сколько времени?
Он обернулся назад, в автобусе уже всё равно почти никто не спал, позади бубнили тихие голоса.
– Полодиннадцатого… Даже больше уже.
– Чёрт… – Николай помял ладонями щёки. – Надо же, как я заплющил… А выехали мы во сколько?
– Часов в шесть с копейками.
– В шесть… Скоро приехать должны уже. Усам, эй, Усам! Усам обернулся спереди, почему-то раздражённый.
– Чего?
– Долго ещё ехать?
Вопрос был, конечно, детский, но для него имелись определённые физиологические причины. Конкретно – требовалось сходить до ближайшего места, где без помех можно было отлить.
– Долго, не долго! Долго!
– Так до ветру сходить надо бы. Сидим уже порядочно, организм требует!
– Потерпишь!
Николай, несколько обалдев от такого тона, фыркнул.
– Эй, серьёзно ведь говорю. Отлить надо! Девочки налево, мальчики направо, устроит такое?
– А, чёрт…
Усам, злобно мотнув головой, просунулся к водительскому закутку и хлопнул Семёна по плечу.
– Стой давай! Ищи место, им отлить не терпится, блин…
– Усам, ты чего такой злой? – Николай спросил это уже другим, серьёзным голосом. – Случилось что?
Тот обернулся и кивнул, вроде бы успокаиваясь.
– Заблудились, бы-лин. Семён, дурр-ак какой, а? Третий год здесь ездит, никак дорогу не запомнит! Если бы к вам не опоздали, то глядишь, ещё до темноты успели бы, а так… Полчаса уже крутимся, не понимаем, куда едем. Вроде бы и места знакомые, а в темноте не видно, ничего не разберёшь…
Семён наконец нашёл какой-то съезд, автобус со скрипом сбавил ход, зашуршал гравием и, качнувшись вперёд, остановился. Зашипела открываемая дверь. Усам выскочил первым, затем за ним один за другим попрыгали вахтовики, потягиваясь и приседая. Вокруг была темнота, чуть разгоняемая лишь пригашенными фарами автобуса. Николай отошёл метров на пять, за границу освещаемого круга, пытаясь найти хоть какой-то отблеск в поднимающихся вокруг тенях. Судя по всему, это и были предгорья Кабардино-Балкарии – место, как теперь стало ясно, не особо плотно заселённое. Метрах в пятнадцати он углядел на обочине что-то непонятное и в надежде, что это дорожный указатель, пошёл к нему.