Розалин попыталась снова заговорить с ним, желая разрушить невидимые барьеры, которые он воздвиг между ними.
– Ты говорил, земля твоего отца для тебя ничего не значит. Ты же не хотел жить в его доме и постоянно вспоминать о своем несчастном детстве!
– Не хотел и не хочу.
– Тогда почему…
В ответ Джок просто покачал головой.
Розалин поверила ему, когда он рассказал ей о покупке усадьбы Холлистер и о своем отношении к этому факту. Если бы тогда он лгал, сейчас бы ложь всплыла.
Розалин решила переформулировать свой вопрос.
– Ты мстишь? Таким способом ты намерен расквитаться с Холлистерами? Неужели даже после стольких лет ты не можешь забыть обиду, нанесенную тебе отцом?
– Ты поверишь мне, если я скажу, что месть здесь ни при чем?
Она покачала головой и поморщилась от боли висках.
– Я больше не знаю, чему верить. Ты же ничего не хочешь мне объяснять.
Джок подошел ближе и присел на край ее кровати.
– Ты должна мне верить, Рыжик.
– Ты снова и снова говоришь мне об этом. Розалин смахнула со щеки слезу, опять задела ссадину и поморщилась. – У тебя есть прекрасная возможность сохранить мое ранчо, но ты отказываешься это сделать. Тебе так важна усадьба, принадлежавшая твоему отцу?
– Все, что я могу тебе сказать: у меня есть веские причины так поступить.
Внезапно она нашла другое объяснение поведению Джока.
– Значит, Маккензи все-таки права? Это всего лишь игра, которую вы между собой затеяли?
Он медлил.
– До нынешнего момента я считал это игрой.
– Да уж, невинная такая игра! Между прочим, если ты не заметил, речь идет о моей жизни!
– Послушай меня, Рыжик. Маккензи презирает меня. И дело тут не только в том, что мы с Аной – незаконнорожденные дети ее отца. Она намерена взять надо мной верх, и ей все равно, через кого ей придется переступить. Ей важна только победа.
– Однако ты можешь положить этому конец! В твоей власти закончить вражду, – с отчаянием прошептала Розалин. – Нужно всего лишь отдать Маккензи усадьбу. Или вам обоим так важна победа?
– Я скажу тебе, то же самое, что и Маккензи: попроси меня о чем угодно, я все сделаю, только не проси отдать усадьбу. – Джок посмотрел Розалин в глаза и поджал губы. – Еще раз повторяю: я не могу объяснить, почему это так.
Розалин хотелось заснуть и больше не просыпаться. Ее сердце было разбито.
Жаль, я не могу легко смириться с потерей ранчо и продолжать жить дальше. На протяжении многих лет я была единственным защитником Лонгхорна. Ранчо являлось ниточкой, связывавшей меня с моими родителями.
Подбородок Розалин дрожал, она молчала.
Джок поднялся на ноги.