И тут у Кэтрин в памяти всплыло имя. Она вспомнила тот день на болоте, когда путешествовали с Хэлом. Он еще говорил тогда:
– Он хотел дать образование этим людям. И даже нанял учительницу для школы, мисс Марту Саутли. Она потом вернулась в Орлеан.
Вот оно! Кэтрин вскочила. «Я отправлюсь повидаться с нею. У кого-нибудь в доме наверняка есть ее адрес. Спрошу у Селесты».
Экономка не обманула ее надежд. Да, она знакома с мисс Саутли и знает, где та живет. Совсем недалеко, на Конти-стрит. Элиза проводила ночь на Рю Рояль с мадам Ладур, так что было нужно лишь приказать Ти-Жану приготовить пораньше коляску и позвать Филлис в качестве компаньонки. Эту ночь Кэтрин спала как убитая, а утром встала свежей и полной решимости.
Селеста предупредила, что дом мисс Саутли является также и школой, и оттого Кэтрин испытала легкий трепет, поднимаясь на крыльцо изящной виллы, окруженной ухоженным садом, отделенным от улицы узорной железной решеткой.
На стук открыла улыбчивая горничная в опрятном батистовом платье и с наколкой на голове. Кэтрин протянула ей свою визитную карточку, и ей предложили подождать на скамейке в холле. Несколько детишек сунули свои любопытные носы в приоткрытые двери и принялись толкаться и хихикать, и Кэтрин успела заметить, как они дружелюбно общаются между собой и что кожа у них самых разных оттенков.
Обстановка в кабинете Марты Саутли была весьма деловой, хотя и не лишенной некоторой роскоши и комфорта. Здесь оказалось полно книг, на стенах висели картины, а большой камин сулил тепло и уют долгими зимними вечерами, когда возле него рассядутся учитель и его ученики, и завяжется живой разговор, и начнется обмен идеями и споры – о, как Кэтрин любила когда-то проводить так время!
Она поймала на себе изучающий пристальный взгляд живых серых глаз. Весь облик Марты, ее волевое лицо вызывал доверие, а манеры были достойны самой изысканной леди. Никакого намека на занудство синего чулка. Она была облачена в прямую темную фланелевую юбку, туго перетянутую ремнем с серебряной пряжкой, мягкий воротник ее белой блузы опускался на пышное кружевное жабо, а пышные каштановые волосы лишь слегка удерживались гребенками – видимо, у нее была привычка распускать их, чтобы иметь возможность пробежаться по ним руками во время оживленных интеллектуальных или политических споров.
Ее возраст было определить трудно. Что-то между тридцатью и сорока.
– Чем могу служить вам, мисс Энсон? – начала она. – Вы, наверное, ищете работу? Сожалею, но не могу вас принять. Мои средства весьма ограничены.