Казалось, они проехали уже многие мили, внедряясь в самые глухие уголки болот, о существовании которых Кэтрин и не подозревала. Дикие, неосвоенные и опасные, они были обиталищем для птиц, змей и этих огромных, с бугристой кожей жителей темных глубин – чудовищных рептилий.
– Куда мы едем? – наконец не выдержала Кэтрин, обернувшись и стараясь заглянуть Адриену в лицо.
– Тут есть старая пристань. Мы почти добрались до нее. Не беспокойся, chérie, там нас никто не побеспокоит, – отвечал он с едва заметной улыбкой. – Мы укроемся там, и я обещаю тебе, что ты не заметишь, как пролетит время, ведь я постараюсь показать, до какой степени ты принадлежишь мне.
Он прижал ее к себе еще больнее, наклонился, и она почувствовала, как его губы коснулись ее шеи. И даже теперь ее кожа отозвалась на этот поцелуй – даже теперь, когда она прекрасно знала, кто же он есть на самом деле: развращенный, высокомерный, аморальный, – и все же обладающий властью привязывать к себе сердца женщин, и оттого особенно опасный.
Они подъехали туда, где русло ручья расширялось и на одном из его берегов возвышалась деревянная лачуга и полуразвалившиеся мостки. Когда-то все сооружение содержалось в порядке и было заботливо разукрашено: Ладуры развлекались здесь, когда им хотелось покататься на лодках. Теперь здесь царили разруха и запустение. Провал двери зиял словно черная пасть, из которой несло зловонием. Никогда в жизни Кэтрин не ощущала себя такой одинокой и заброшенной. «Возможно, именно в этой лачуге мне суждено кончить свои дни», – подумала она, и холодок пробежал по ее спине и пронзил сердце.
– Мы умрем от голода, – пыталась протестовать она, пока Адриен соскакивал с седла и снимал с лошади ее.
Он усмехнулся, и в глазах его загорелось опасное безумие.
– Не бойся. Я как раз недавно доставил сюда припас, пока отдыхал с тобою в «Краю Света». Если только хижину не обокрали, здесь должно быть полно провизии. Сюда никто не сует свой нос. Местные считают это место проклятым.
– Но почему ты сделал это еще тогда? – «Выходит, он собирался затащить ее сюда еще в те дни, когда между ними не было размолвок?»
Он еще крепче обнял ее, так что ее грудь прижалась вплотную к его груди, и она вдруг осознала, что стоит здесь почти голая – на ней лишь тонкая ночная рубашка да домашние туфли, насквозь промокшие на топкой тропинке.
– Потому, что здесь мы могли бы временами замечательно уединяться, – отвечал он, и его руки задрожали от неестественных, ужасных вожделений, о существовании которых Кэтрин боялась даже помыслить. – Ты слишком своенравна, Кэтрин, и я должен сломить этот бунтарский дух. Как моя невеста и в самом скором времени моя жена, ты обязана повиноваться любому моему приказу, а иначе ты будешь наказана.