Он ностальгически улыбнулся.
– Она всегда выговаривала мне, что я трачу так много времени на нее: «Общайся чаще со своими друзьями, гоняйся за хорошенькими девчонками и отстань от своей больной сестры». Но я не мог оставить ее. Когда в институте никто не обращал внимания на нее, я брал сестру за руку, и мы тихонечко танцевали. Я один водил ее в кино и на шоу, однажды мы на автомобиле съездили в горы. Я брал ее санки, и мы вместе съезжали с горы. Потом она старалась смотреть или делать только то, что могло заинтересовать меня. Иногда она говорила о том, сколько любопытного я делаю без нее, и мне нечего было ответить. Мне хотелось сделать ее жизнь как можно более насыщенной. Она все понимала. В моей жизни начали появляться молодые женщины, ведь я был человеком, и мне казалось, что общаясь с ними, я изменяю сестре, о некоторых из них она догадывалась.
– Среди этих юных дев была и моя мать?
Он некоторое время молча смотрел на меня, барабаня пальцами по столу, потом подошел к окну и вдруг резко обернулся ко мне. В его глазах светилось чувство, чувство мужчины к своей старой возлюбленной. Такой же взгляд я видела у Джимми, когда он смотрел на меня, влюбленный, но сдерживаемый табу инцеста.
– Твоя мать была и осталась одной из самых красивых женщин на побережье Катлеров, и, как все красивые женщины, она всегда была в центре внимания мужчин.
– Да, они к ней всегда липли, как мухи. Бронсон улыбнулся, но покачал головой.
– Не совсем удачное сравнение. Кстати, многое ли ты знаешь о детстве и юности своей матери?
– Нет, она никогда не рассказывала об этом. А если я спрашивала, она ограничивалась ничего не значащими репликами. Единственное, что я знаю точно, это то, что ее родители умерли, когда она была ребенком.
– Да, тогда она была ребенком, юной девочкой, не знающей мир, обожествляющей своего отца. Но Симон Томас был повеса, не пропустивший ни одной достойной внимания женщины. Его похождения были притчей во языцех. Ее бедная мать была прямой противоположностью мужу. Лаура была полна иллюзий. Конечно, жажда любви у нее была сильнее, чем у многих женщин, но я задохнулся от чувства, когда впервые увидел ее. Я помню, – на губах Бронсона заиграла улыбка, – как останавливал автомобиль на углу улицы и часами просиживал там, мечтая увидеть Лауру.
Он на мгновение умолк и закрыл глаза, словно перед ним с новой силой вспыхнул образ прежней Лауры.
– Итак, – продолжил он. – Я без нее уже не мог просуществовать ни часа, но после смерти матери мне все больше и больше времени приходилось отдавать сестре, Александре. После смерти матери она совсем сдала.