Юлия, будучи более замкнутой, коротко известила Владимира о муже и детях, предавших ее после известия о том, что она является ВИЧ-инфицированной. Истории их семейной жизни были абсолютно разные, но обе безысходно грустные. В разговорах они избегали многих вопросов, но главным табу для них, без всякой предварительной договоренности, стала тема об источнике заражения. Встречаясь в основном в городе или в Клубе, и Юлия, и Владимир избегали еще и бывать в гостях друг у друга.
Буквально через несколько недель у Юлии создалось впечатление, что она уже давно и хорошо знает этого человека. В душе неожиданно для нее самой родилось и окрепло доверие к этому "типу за сорок", как она продолжала называть его про себя с момента знакомства. Респектабельная, но не снобистская внешность, ухоженный вид, легкий освежающий запах приятного мужского парфюма — все это, вкупе со скромной, но хорошей одеждой, внушало Юлии чувство надежности. По лицу Владимира было видно, что он в своей жизни провел много времени на открытом воздухе, зимой и летом. В целом он производил впечатление интересного, опытного и сильного человека — да-да, сильного, хотя и надломленного жизнью. Но он не жаловался и не сетовал на судьбу, хотя в его глазах и рассказах была глубокая, затаенная грусть.
Впрочем, в обращении Владимир нередко бывал, как ей казалось, безапелляционен и резок. А может быть, он просто был человеком другой, мало знакомой ей среды. Он не относился к привычному ей кругу партийно-административной элиты, к которому принадлежала ее семья (отец Юлии занимал высокий пост в ЦК КПСС). Не относился Владимир и к еще одной хорошо известной ей породе людей — к технарям и гуманитариям, ученым-интеллигентам, которые составляли раньше круг их с мужем знакомых. Вот эти слои общества она знала прекрасно… А новый знакомый Юлии был из флотской среды, где у людей служивых все выглядело четче и грубее. Но все-таки Владимира нельзя было назвать грубым. Его четкость и определенность в высказываниях и поступках указывали скорее на зрелость и цельность характера мужчины, имеющего собственное мнение по любому поводу.
Однако, несмотря на доверие, которое вызывал у нее этот человек, и даже несмотря на то что они вращались в разных московских кругах, Юлия твердо решила не откровенничать с ним. Мир, в котором она жила прежде, был довольно тесен. И она давно знала, что Москва, по сути, большая деревня. Она не могла забыть, сколько шума наделала ее история. Они с мужем были когда-то действительно идеальной семьей; об их разрыве, о крушении этой "идеальной семьи" говорили повсюду. Писали и в светской хронике. И потому ей хотелось как можно дольше не сообщать Владимиру свою фамилию, известную благодаря карьере мужа. Отсюда и принцип анонимности Клуба она восприняла с большой благодарностью.