Но двадцать-тридцать лет спустя, в эпоху, когда дух Просветительства начинает свое шествие и из Франции при покровительстве Карла III переходит в Испанию, многие эрудиты с рвением возьмутся искать в государе, преступления которого они постоянно оправдывали, некие добродетели, сделавшие его противником и жертвой феодалов и церковников.
Пока почтенные летописцы, такие как Каскалес, Торрес-и-Тапия, Валладарес, в совместных исследованиях проявляют много снисходительности к королю Педро, издатель Эжен де Льягуно принимается за анализ хроники Айялы и оспаривает ее. С другой стороны, два ученых профессора университета, Берни-и-Катала в «Диссертации о доне Педро Кастильском» и Ледо дель Посо в «Похвальном слове дону Педро, основанном на хронике Айялы», разрабатывают, приводя множество доказательств, версию о непонятом первооткрывателе. Стоит привести несколько типичных цитат из труда второго автора, так как они показывают, до какой степени дошла здесь любовь к парадоксу и необычности.
Кандидат наук Жозеф Ледо дель Посо в 1770 году руководил кафедрой философии и права в университете Вальядолида. Он был известен своими вольтеровскими взглядами, реформистскими убеждениями и возможной принадлежностью к масонству. Хотел ли он, чтобы избегнуть инквизиции, которая в этом вопросе проявляла меньшую терпимость, чем его католическое величество, скрыть свои антиклерикальные взгляды показным раболепством по отношению к монархии? Или он просто поддался, как свидетельствует название его книги, соблазну глубокомысленных ученых толкований, стремясь подтвердить то, в чем с самого начала был убежден?
Бесспорно, что он терпеливо старается найти в строгих суждениях Айялы, не оспаривая при этом фактическую точность повествования, доказательства явной гениальности короля Педро и подлости его врагов. Более четырехсот страниц его увесистого труда форматом в пол-листа можно обобщить тремя строками из предисловия: «Достоверность хроники дона Педро де Айяла обще-признана, но из его же текста можно сделать вывод, что король, суверенный вершитель судеб невиновных и виноватых, принимал решения, которые считал нужными».
Подобная точка зрения приводит автора к следующим заключениям: «Зачем восхищаться как героем сыном восьмидесятилетнего золотых и серебряных дел мастера, который подставил шею под нож королевской мести, чтобы вымолить помилование своему отцу? Сыновья преданность — вполне естественное чувство… Но, с другой стороны, возмущение этого старика было преступлением, требующим наказания, и оно заставило короля согласиться, чтобы сын отдал долг своего отца. А впрочем, кто знает, не пытался ли таким образом молодой человек вымолить у государя снисхождение и не хотел ли дон Педро таким образом обойти двусмысленное предложение?»