В первый же день Эрика Франкарт спустилась вниз, и Абрамов с изумлением увидел, что вместо прежнего надзирателя у него теперь надзирательница. Мысли о побеге снова замелькали в голове. Но теперь он почему-то чувствовал постоянную слабость, еще не догадываясь, что в воду, которую он так жадно пьет, ему добавляют наркотики.
Вечером Дзевоньский спросил у своего напарника, как ему понравилась приехавшая гостья.
— Нормально, — откликнулся тот, — хотя увеличение числа людей всегда внушает мне опасения.
— Вашему плану это не повредит, — успокоил его Дзевоньский. — Кроме всего прочего она сможет ассистировать врачу, когда он здесь появится. Самое главное, что кроме нас двоих никто ничего не знает. Ни один человек. Даже хирург, который будет задействован в нашем проекте. Никто.
— Это единственное, что меня утешает, — буркнул Гейтлер.
РОССИЯ. МОСКВА. 7 ФЕВРАЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК
На этот раз Курыловичу забронировали одноместный номер в «Балчуге». Это было очень дорого и нерационально, но Дзевоньский считал, что часто прилетающий в Москву польский журналист должен останавливаться в разных отелях, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Он приехал в отель на встречу с ним поздно вечером и был в плохом настроении. Незадолго перед этим Дзевоньскому позвонил заказчик и предложил встретиться через два дня в Кёльне, чтобы узнать последние новости от него самого.
Курылович, напротив, пребывал в прекрасном настроении, предвкушая приобретение следующих тридцати тысяч долларов, которые он «снимет» с общей суммы в сто пятьдесят тысяч. Он был уверен, что получит эти деньги, и уже заранее распределил, куда и как их потратит. Но Дзевоньский приехал без традиционной сумки или «дипломата». Более того, в руках у него не было вообще ничего, и это Курыловичу не понравилось.
— Наш клиент плохо работает, — огорчил его Дзевоньский. Он оставил свое пальто в гардеробе ресторана и был в синем костюме при модном широком галстуке розового цвета.
Курылович, на котором любой костюм сидел мешковато, смотрелся в роскошных интерьерах пятизвездочного отеля нелепым грязным пятном. Он был в светло-голубой рубашке с узким галстуком, коричневом костюме. На ногах — тяжелые ботинки.
— Я с ним поговорю. — Курылович заерзал на стуле. — Мы четко договаривались, что он будет работать по этому журналисту. Не понимаю, что с ним происходит. Вы ведь раньше были довольны?
— По театру он отработал очень хорошо. А сейчас работает плохо. Мне кажется, Курылович, что он не совсем четко понял свою задачу. Или получил недостаточно денег.
Курылович беспокойно шевельнулся. Дзевоньский заметил, как напрягся его подопечный, почесал нос, стрельнул глазами в сторону. Было ясно, что Курылович «снимает» свои проценты с общей суммы. Дзевоньский нахмурился.