Сын Грома, или Тени Голгофы (Зверинцев) - страница 30

Кто это? Что это за фигурантка такая? Не торопись, добрый читатель, еще немного терпения, и ты в свое время узнаешь об этом из нашего повествования. Поэтому не надо спешить с накоплением знаний. Мы не раз убеждались в справедливости величайшей из истин: «Меньше знаешь – крепче спишь». А уж знать о чем-то ранее определенного тебе Высшей силой времени – вообще предосудительно. Может быть, поэтому такими торопыгами в свое время профессионально занялась инквизиция?

Итак, Понтий Пилат с супругой отбыл в далекую и таинственную, по словам знающих людей, Иудею.

Тут мы начинаем постепенно вводить в круговерть событий нового героя нашего повествования. Сменив на посту четвертого прокуратора Иудеи Валерия Грата, Пилат поселился в благополучном, населенном римлянами, греками, сирийцами, иудеями царственном городе Кесарии. Город тот был возведен на залитом солнцем и поросшем кипарисами морском побережье Иродом Великим и назван так в честь божественного кесаря Августа. Того самого цезаря Августа Октавиана, который принял от пращуров своих Рим кирпичным и оставил его потомкам великим беломраморным, наполненным великолепными статуями богов мегаполисом. Новый град Кесария изобиловал роскошными термами и фонтанами. В садах, окружавших резиденцию прокуратора, можно было встретить пугливых, хотя и приученных к человеку ланей, нервных самовлюбленных павлинов, любящих по утрам покричать отвратительными голосами; понаблюдать за любовными сценами неслышно скользящих по озеру лебедей; увидеть в зарослях заманчиво дремлющую белотелую Леду; встретить великолепно сложенную Артемиду с луком в нежных руках… В общем, почувствовать себя если не в раю, то в расслабляющем тело и раскрепощающем душу розовом сне, весьма и весьма далеком от суровой иудейской действительности с ее безумными мессиями и бьющимися в истерике пророками, где уже начал раскручиваться наш нехитрый сюжет.

Уже в Риме Пилат был много наслышан о странностях иудеев, их скрытном, мстительном живом Боге, якобы сотворившем небо, и землю, и зверей лесных, и скотов полевых, а главное – сотворившем человека. И, как понял Пилат, иудейская вера вовсе не походила на римское поклонение Юпитеру. Богатые римские евреи поясняли ему, что их вера – не просто вера, а духовное родство иудеев с Богом. О странностях Ягве, одарившего свой народ сотнями всяческих запретов и мелочных предписаний, много говорили и вернувшиеся в Рим из Сирии, Палестины трибуны, легаты, генералы и полковники, центурионы, командовавшие в Иудее легионами, когортами, центуриями. «Этот их Бог, Ягве, – говорили лихие вояки, – жесток и упрям, как римский центурион. И евреи послушны ему, как овцы. Их синагоги – это те же римские казармы, где вместо капралов командуют раввины».