- Мне он не говорил! - пожаловался Ильин.
- Причины не было.
- Я сообщил Судоплатову, что ты Петров, - вздохнул Ильин. - Как быть?
- Пусть остается. В сорок первом я был Брагиным, теперь стану Петровым. Сам капитан наверняка погиб с группой. Не посрамлю имя.
- Ночью прилетит самолет. Вдруг за тобой?
- Не полечу.
- Нарушить приказ?
- Посадишь под пистолетом, исчезну в пути, - сказал Крайнев. Он решил, что Ильину не обязательно знать детали перемещения во времени.
- Почему? Тебя знаешь, как примут?!
- Знаю. Сунут в подвал и станут допрашивать. Бить, оставлять без сна, ссать на голову...
- Это ты зря! - насупился Ильин.
- Клевещу? В мое время рассекретили документы, да и люди, которых пытали в застенках НКВД, рассказали. Скажешь, не было? Массовых арестов, беззаконных расправ? Следователей-костоломов? Палачей, расстреливавших в подвалах невинных?
- Не все такие! - обиделся Ильин.
- Знаю. Про дивизии НКВД, стоявшие насмерть под Москвой и Сталинградом. Про тысячи бойцов НКВД, павших смертью героев. Про огромную работу, которую делает "СМЕРШ". Знаю, как ты, рискуя жизнью, подрывал мосты в тылу врага. Но в Москве говорить со мной будут другие. Скажут: "Давай новейшее оружие - немца бить!" Не могу, даже если б хотел, установка не рассчитана на перемещение тяжелого груза. "Давай чертежи, сами сделаем!" Во-первых, не сделаете: нет оборудования, технологий. Во-вторых, никто мне чертежей и образцов не даст - насчет этого в моем мире существует приказ, четкий и недвусмысленный. В-третьих, это просто не нужно: в разгар войны перевооружения не устраивают - слишком долго и затратно. Только навредим. инственное, чем могу помочь, - личное участие. "Ах, так! Не хочешь помочь, троцкист-уклонист! Родину не любишь?! Что ты там говорил про Советскую власть?" Пришьют 58-ю статью, отведут в подвал... В лучшем случае пошлют на лесоповал. Оно мне надо?
- Выпьем еще! - предложил Ильин.
Крайнев согласился.
- Ты вот палачей вспомнил, - сказал Ильин, - про расстрелы. Первого человека я год назад расстрелял. В бою спрятался в кустах, а люди заметили. Что делать? Не накажешь - другие спрячутся. Кому охота под пули лезть? Осудили труса. Встал вопрос: кто приведет в исполнение? Кликнули добровольцев. Мнутся люди: никому не хочется. Одно дело немца или полицая, а тут свой... В одной землянке спали, из одного котелка ели. Как быть? Приказать? Вдруг откажутся? Этих тоже к стенке? Полбригады перестрелять можно. Саломатин говорит мне: "Ты судил, ты и приводи в исполнение!" Пришлось. Ну, раз одного расстрелял, про других и спрашивать не стали. Особист, его работа! А какой я особист? Мое дело мосты рвать, а не людей расстреливать! Ладно, шкуру полицейскую шлепнуть, а тут приходит в бригаду пацан, просится воевать. Дескать, комсомолец, патриот, не могу видеть, как враг топчет землю. "Откуда ты, из какой деревни?" Называет. Знаем мы эту деревню, полицейская. Есть такие. Почти все мужики в них немцам служат. Что ж, в войну всякое бывает: один брат у немцев, другой - у партизан. Берем, но присматриваемся. Просится на задание. Отправляем, но ребятам из группы наказал смотреть. Приходят, докладывают: по пути отпросился в деревню, якобы родственницу навестить. Заметили ребята, в какую хату заходил, послали нашего. Тот винтовку на хозяйку: "Говори!" Та и призналась: забегал пацан, оставил бумажку, просил в полицию снести. Берем бумажку: донесение! Численность бригады, вооружение, дислокация, настроение личного состава... Доказывать нужды нет - лазутчик. На допросе сразу поплыл: в полиции приказали стать шпионом, сказали, родных расстреляют, если откажется. Похоже, не врет, но что делать? Если б сразу признался, одно дело. Но он задание выполнил, своим донесением бригаду к смерти обрек! Хорошо, что перехватили! Веду я его к оврагу, а он плачет. Совсем пацан, семнадцати нету. Плечи худенькие, лопатки торчат, трясутся... Между этих лопаток и выстрелил... Скажи мне, если ты такой правильный, кто я после этого? Палач?