– Дяденька, подайте Христа ради на хлебушек, мамка померла, батяня пил и мамку бил, я вступался, меня колотил, я сбег из дому, в школу не берут, в милиции пинают...
Тем временем у Сабониса под мышками и между ног в кабинет прошмыгивали все новые и новые пацанята, разбегались в стороны и носились по помещению так, что от их мельтешения рябило в глазах. За детворой глупо бегали трое нюхнувших слезоточивой дряни громил, ловили малышню и не знали, что дальше с малявками делать. Сабонис тоже не знал, что делать с пойманным гаденышем, без устали жалобно лопочущим про папку и мамку.
– Атас, банда! Атас! – вдруг громко, отчетливо и без дурашливости прокричал кто-то из беспризорного десанта.
– Атас! Атас! – подхватили крик остальные, разнося его по коридору и комнатам офиса.
Сабонис почувствовал дикую боль в пальце. Взвыл, разжал ладонь, отпуская задержанного щенка, который тотчас выскочил в коридор, только его и видали. Сабонис поднес кисть к лицу и сквозь едко-сопливую пелену разглядел, как на пальце змеиными точками набухают кровью два серьезных прокуса.
А детки растворились вмиг – так растворяются из вагонов каталы, до нитки обчистив лоха, так растворяются из подворотен мошенники, всучившие доверчивому лопуху «куклу» вместо баксов, так растворяется нечаянно выпавший в июне снег...
В руках громилы, работавшего под простого посетителя, осталась опустевшая, вонючая и изгвозданная куртка-"варенка", громила хлюпал носом и обалдело пялился на ее пустые рукава. А под ногами гоблина катался выработанный газовый балончик.
И вдруг Сабониса озарило. Он ломанулся к столу, на котором оставил лежать приманкой общероссийский паспорт Сергея. Паспорт исчез. И как выяснилось позже, не только он. Из кармана Карназовского пропал сотовый телефон, также ушли в беспризорные дали факс из комнаты внутренннего туризма, календарь со стены, коробка со скрепками, пачка «горящих» путевок на Багамы, косметичка секретарши Юли, запасные ботинки Сабониса сорок чевертого размера...
...Пепел швырнул пустую бутылку дежурящему в сторонке бомжу. Кстати, Пепел грустно сознавал, что, может быть, пиво «Стенька Разин» он пил в последний раз в своей жизни. Или, в лучшем случае, надолго расстается со вкусом «Специального» и «Адмиралтеского». Это какой-нибудь настырный «Гинесс» или «Хайнекен» где хочешь, там и купишь, а настоящее русское пиво, вкуснее которого и нет ничего, проклятые буржуи к себе не везут, боятся конкуренции.
– Зачем бутылку выкинул, дядька? Нам бы отдал. Мы ж для тебя такое дело сварганили, – обиженно пробурчал старший по беспризорной ватаге, представившийся Кривошипом. – А ты вот как...