Да и черт с ним. Он только отдаст телефон, попрощается и уйдет сразу. Он ведь, собственно, за этим сюда и приехал – отдать телефон. И нет ему никакого дела до ее мужа, жениха или любовника. Абсолютно никакого дела!
Потоптавшись несколько секунд возле коридорной двери и отругав себя за подростковую нерешительность, он надавил на кнопку звонка, вспоминая, что точно такой же звонок – круглый и белый, с продолговатой черной точкой посередине – имелся у двери старой родительской квартиры. И звенел точно так же, переливистым и звучным колокольчиком.
– Привет. Я вот… телефон тебе принес. Новый. Взамен старого…
– Что?!
Алька мчалась к двери как ошалелая. Думала – а вдруг Пашка?
Вдруг Пашка нашелся наконец, живой и невредимый, зря она волновалась, зря сходила с ума?
Открыла дверь, даже не глянув в глазок – до того ли было! – и увидела… его.
Этого, того самого… Как его там?..
– Телефон, говорю, принес…
Тихон – вспомнила Алька.
Тихон Андреевич Вандышев. Собственной персоной. С какой-то коробкой в руках и дурацким выражением на лице.
– Спасибо, – сказал она, не двинувшись с места.
– Вот, возьми.
– Что?
– Телефон возьми!
– Зачем? – спросила она осторожно. – Зачем мне телефон?
– Новый телефон, – терпеливо объяснил Тихон. – Я ведь твой старый выбросил. Теперь вот новый тебе принес… Возьми!
Она все равно ничего не понимала про телефон. Понимала только одно – это был не Пашка! Не Пашка, а всего лишь Тихон Вандышев, совершенно ей сейчас не нужный, совсем не долгожданный, не любимый, никакой не брат, а абсолютно чужой, не родной человек! И от этого хотелось заплакать и выгнать к черту этого не родного и ненужного Тихона Вандышева вместе с его телефоном.
– Спасибо, – снова сказала она, принимая из его рук коробку.
Некоторое время они постояли в проеме двери, молча тараща друг на друга глаза.
– Ну, я пойду? – спросил Тихон.
– Ага, – согласилась Алька, – иди.
Он посмотрел на Альку как-то странно, скосив глаз, развернулся и собрался уже уходить. Но потом снова повернулся, снова подозрительно на нее посмотрел и спросил:
– У тебя все в порядке?
– Да, – ответила Алька. – То есть нет.
– Так да или нет?
– Нет, – честно призналась Алька.
И снова отчаянно захотелось плакать. Так отчаянно, что она уже не смогла с собой справиться и жалобно всхлипнула, глядя в потемневшие глаза Тихона Вандышева.
– Эй, – спросил он осторожно, – ты чего?
– Я… я ничего. У меня брат… пропал!
– Брат? – Тихон, секунду поколебавшись, решительно перешагнул порог. Взял по-хозяйски у Альки из рук пресловутую коробку, про которую она так до сих пор ничего и не поняла, и поставил ее на пол. – Пропал?