«И на кой черт я ему сдалась? – подумала Алька. – Я, Пашка и все мои проблемы? Сперва денег дал, теперь брата выручать собирается. Странно все это».
– Тебе лет-то сколько? – зачем-то спросил он напоследок, уже взявшись за ручку двери.
– Двадцать два, – ответила Алька. – А что?
– Ничего. Просто выглядишь на шестнадцать. Хорошо сохранилась.
Эту свою последнюю фразу Тихон Вандышев произнес, по всей видимости, вместо «до свидания».
– Тихон, – остановила она его уже на пороге, неловко потянув за рукав серой куртки. – Я…
Он постоял некоторое время в проеме двери, внимательно глядя на нее своими темными цыганскими глазами.
– Да, конечно, я буду осторожен. Я непременно надену свой бронежилет, а на голову – мотоциклетную каску. У меня есть, с юности еще осталась. От нее пули, как горох от стены, отскакивают!
– Нет у тебя никакого бронежилета. И каски тоже нет. А если бы и была…
– Все будет хорошо, – сказал он и коротко дотронулся пальцами до ее щеки. Быстро отдернул руку, как будто обжегся, и спрятал ее в карман. – Все будет хорошо. Не переживай, правда.
– Ты ведь не обязан… спасать моего брата.
– Не обязан, – согласился он. – Просто, знаешь, жизнь – скучная штука, и иногда очень хочется ее чем-нибудь разнообразить. Внести, так сказать, свежую струю. Я понятно выражаюсь?
Алька улыбнулась в ответ.
Ничего другого ей и не оставалось…
Свернув с Каширского шоссе, Тихон выехал на МКАД, пристроившись в плотный ряд машин ближе к обочине. Улыбка Аллы Корнеевой, подаренная ему на прощание, до сих пор почему-то маячила в зеркале заднего вида и ужасно мешала ориентироваться на дороге.
«Ты не обязан спасать моего брата», – сказала она ему.
Не обязан! А кто же тогда, интересно, обязан спасать этого самого брата, если не он? Сам кашу заварил – сам ее теперь и расхлебывай! Спрашивается, кто продержал целых двое суток у себя дома Аллу Корнееву? Пушкин, что ли? По чьей вине полоумный братец отправился на поиски сестрицы? Разве высунул бы он нос из своего убежища, если бы его сестра не пропала? Вот так-то! Получается, что обязан. Очень даже обязан он, Тихон Вандышев, спасать теперь этого тронутого «маленького» братца!
Но уж зато теперь и права надрать этому придурку уши у него никто не отнимет!
В отношении ушей Тихон был настроен весьма и весьма решительно.
Улыбка Аллы Корнеевой все маячила в зеркале заднего вида и изредка мелькала, отражаясь в стеклах проезжающих мимо машин. И никуда от нее было не деться. Да Тихон и не пытался в общем-то никуда от нее деваться. Улыбка Аллы Корнеевой ему очень даже нравилась.