«Как надо, так и носит, – подумал Тихон. – И очень даже хорошо носит, и не возмущается. В отличие от некоторых…»
– Подонок, – процедила она сквозь зубы.
Тихон устало вздохнул:
– Знаешь что, хватит. Я сейчас уйду и закрою дверь с той стороны. А ты тут обзывайся сколько тебе влезет. Хоть до утра. А утром я приду и мы снова поговорим.
– О чем? О чем мне с тобой говорить-то?!
– А вот ты и придумай тему для разговора, – снова разозлившись, предложил Тихон. – Времени у тебя навалом. Я никуда не тороплюсь, так что можешь думать хоть до завтрашнего вечера. Или до следующего года, это уж как тебе будет удобнее…
– Выпусти меня отсюда! Ты не имеешь права… не имеешь права меня здесь держать! Я в милицию позвоню! Я…
– Звони, – резко оборвал ее Тихон. – Если найдешь здесь телефон, можешь звонить куда только пожелаешь…
– Ну постойте!
Тихон, обозлившийся на нее за весь этот нелепый концерт, развернулся уже к двери и замер на пороге. Ну актриса! Теперь в ее голосе вместо ненависти звучали жалобные нотки. Чертенок за считанные доли секунды превратился в ангелочка…
– Чего тебе? – спросил он грубо, повернувшись вполоборота.
– Постойте! – Она робко шагнула ему навстречу, сделала еще один неуверенный шаг и остановилась посреди комнаты, видимо, решив для себя, что дальнейшее сокращение дистанции может оказаться небезопасным.
«И правильно решила, – злобно подумал Тихон. – К таким выродкам рода человеческого, как я, вообще нельзя подходить на расстояние ближе пяти метров».
– Я… я вас очень прошу. Пожалуйста, отпустите меня. Поймите, ведь вы же человек… Не животное!
Она сделала короткую паузу, оглядела его с ног до головы придирчиво, словно и в самом деле пытаясь найти в нем человеческие признаки. Нашла, наверное, потому что снова попросила жалобно:
– Отпустите! Мне очень нужно! Мне именно сегодня очень, очень нужно…
– Именно сегодня? – Тихон скривил губы в усмешке. – Ну надо же, какое совпадение – именно сегодня!
– Я… я правду говорю!
– Не сомневаюсь.
– Но что вам от меня нужно? Ребенок у вас… Вы ведь из-за ребенка! Я-то вам зачем?!
При одном только упоминании о ребенке Тихон озверел окончательно.
– Знаешь что, дорогая? Ты прекрати мне здесь концерты устраивать! И ты только посмей еще раз… еще раз при мне произнести слово «ребенок»! Ты только попробуй! Я тебя… я тебя, честное слово, убью!
Она закусила нижнюю губу, захлопала глазами и устало опустилась на раскладушку – ту самую, на которой спал Тихон почти полтора месяца, проклиная бывшую свою жену Наталью, а вместе с ней весь мир. Раскладушка легонько скрипнула, принимая тяжесть.