— Что мне делать?
— Сожги их, — спокойно посоветовал отец, — это единственный достойный выход в такой ситуации..
— Спасибо.
Он собирался положить трубку, когда отец вдруг спросил, уловив новые нотки в его голосе:
— Как ты себя чувствуешь?
— Немного болит сердце. Но в общем ничего. Спасибо тебе за совет.
— Подожди, — вдруг сказал отец. — Ты всегда знал мою позицию по таким вопросам. Но сейчас, мне кажется, нельзя упрямо стоять на своем. Время идет, и оно необратимо. Хватит оглядываться на вчерашний день. Нужно думать о дне завтрашнем. До свидания!
Дронго положил трубку. Каким он будет, этот завтрашний день? Может, он все-таки совершает ошибку, не вернув документы в Москву? Зазвонил телефон.
— Простите, что беспокою вас, — участливым голосом сказала девушка, — мы только что получили телеграмму.
— Я занят, — устало ответил Дронго, — вы не могли бы позвонить позже?
— Но это важная телеграмма, — настаивала она.
Он вдруг осознал, что она говорит по-русски.
— Откуда телеграмма? — спросил он. — Это вы, Люси?
— Да, это я. Телеграмма из Москвы.
— Вы можете прочитать ее? — спросил он, все еще надеясь на лучшее.
— Конечно, могу. Телеграмма из Москвы. Срочная. Для вас. Здесь написано, что ваш друг Маир Касланлы погиб в автомобильной катастрофе. Вы меня слушаете?
Он опустил трубку. Закрыл глаза. Как же он мог не предвидеть такой элементарной вещи?
Маира наверняка видели рядом с ним и решили, что он его связной. Наверное, они следили за ним и здесь, во Франции. Его убрал кто-то из… Впрочем, какая разница, кто именно. Его не стало, вот и все. Как это страшно…
— Вы меня слышите? — звала девушка, но он уже опустил трубку на рычаг.
Он прошел в ванную комнату. Автоматически стал раздеваться, словно надеясь заглушить под горячим душем всю боль прошедших событий. Открыл воду и встал под горячие струи, бьющие с таким напором, что кожу неприятно покалывало.
«Луи де Полиньяк, — почему-то вспомнил он надпись на соседней двери, — Луи де Полиньяк», — повторил он, словно в этом слове заключался еще какой-то неведомый, третий смысл. Он потянулся за мылом, лежавшим справа. Мыло в этом отеле оставляли в изогнутых красных коробочках от «Нины Риччи». Он потянулся за коробочкой, но она вылетела из его рук, мыло вывалилось на пол, и он перегнулся через край ванны, чтобы поднять его. Но правая нога поскользнулась, он поднял левую и выпал на пол, при этом больно ударившись. Мыло он видел, но подниматься не спешил. Просто лежал на полу ванной. Сильно болело ушибленное колено. Он вдруг заплакал, беззвучно, без слез, страшно и глухо, как плачут только очень сильные мужчины. Вся боль и все сомнения последних дней словно сошлись сейчас в болевой точке осмысления слов той страшной телеграммы, которую он получил из Москвы. Жуир и стиляга, добродушный и мягкий любимец женщин, Маир меньше всего походил на разведчика или связного. Но в данном случае, очевидно, в расчет не принимали ничего.