Но девушка продолжала двигаться.
А Богумил, тело которого онемело от страха, продолжал ощущать себя мужчиной, высшей необходимостью для которого было слияние с возвышающейся над ним девушкой. И столь сильное желание пугало болгарина еще больше.
Бог вдохнул душу в Адама, в мужчину. Создавая женщину из ребра первого мужчины, Господь тем самым лишил ее особой души, оставив лишь крохи от мужской первоосновы. Этой внутренней пустотой и воспользовался нечистый, соблазняя Еву в райском саду. Болгарин знал, как сильно в женщине дьявольское начало, и считал, что может ему сопротивляться. До этой ночи…
А еще Богумилу совсем не было стыдно, что посторонний застал его во время плотских утех. Было обидно, что пытаются прервать, – не более!
– Сегодня плохая ночь для охоты, – проговорил Миронег. – Тебе не повезло…
Богумил понял, что русич говорит с девушкой, но не понимал смысла его слов. Та же, сильно оттолкнувшись коленями от края ложа, одним прыжком оказалась рядом с Миронегом. Ее голова, завершив полный оборот, вернулась на прежнее место, а невероятно удлинившиеся руки протянулись к горлу русича.
– Со мной у тебя не получится, – покачал головой, словно извиняясь, Миронег. – Я не такой, как прочие люди.
Девушка при звуках его речи замерла, не пытаясь больше задушить хранильника.
– Ты мужчина, – проговорила она низким хриплым голосом, не похожим на тот, который болгарин слышал днем за обедом. – Но у тебя иное семя… Человек ли ты?!
– Надеюсь, – ответил Миронег и, отступив от двери, приказал: – А теперь уходи! Ты уже достаточно насытилась.
С поклоном, в котором даже в неверных багряных отблесках тлевших на жаровне углей чувствовалась почтительная покорность, девушка проскользнула за дверь, не забыв прихватить свою одежду.
Тут только Богумил понял, что лежит перед русичем отвратительно голый, как упившийся Ной перед сыновьями. Но сил у болгарина не осталось даже на то, чтобы прикрыться.
Миронег же, ничуть не смущаясь, вложил меч в ножны и тихо сказал:
– Не знаю, умирают ли от любви. Но вот от блуда – бывает.
Шутил ли он?
И умел ли шутить этот русич с замкнутым лицом и холодными глазами цвета февральского льда?
К обеду Богумил спустился в харчевню. Чувствовал он себя худо. Боль перетруженного в ночных забавах тела отзывалась душевными муками. Согрешил! Бес попутал, искусил! Воистину силен враг рода человеческого, и неистощим его короб с кознями и плутнями, сотворенными во вред нам, живущим в сем мире греха…
И горше мук адовых оказалось то, что первым, кого увидел впавший в покаянное состояние болгарин, был Миронег, сидевший как ни в чем не бывало за грубо, но добротно сколоченным столом неподалеку от распахнутой настежь входной двери. Русич, само существование которого было вызовом благодати Божией, убийца и маг, занят был не столько обедом, сколько оживленной, явно доброжелательной беседой с тем самым священником Кириллом, который вчера вечером предупреждал Богумила об опасности открывать ночами дверь поздним гостям.