– Страшная история и страшная любовь… Как звали этого несчастного?
– Франка? Не помню точно… Гумберт, кажется… Точно – купец Гумберт.
– Страшная история, – повторил Чурила-Кирилл.
– Есть иная? – хмыкнул Миронег, снова погружаясь в привычное для себя состояние немногословия.
– Должна быть, – ответил священник, стараясь поспеть за Миронегом.
– С такими людьми, как мы? С нашим двуличием и жестокостью? При таком равнодушии и бессердечии по отношению к самым близким? Не должна…
– Не нам судить о промысле Божьем.
– А кому же, если не нам?
Так, за разговором, пустым, но занятным для обоих собеседников, Миронег и Кирилл дошли до своей цели.
Языческое капище темной громадой высилось перед ними, подавляя злобным величием. От мощного портала веяло угрозой. Миронег сразу вспомнил стены избы, виденной им в вятичских лесах, жилья богини, даже в мыслях называемой хранильником не иначе как Хозяйкой. Говорящий череп, последнее время присмиревший и переставший болтать по любому поводу, словно перенявший характер нового владельца, – голова, сменившая хозяина, как это чудно! – зашевелился в перекинутой через плечо суме, прошептал ехидно:
– Боишься, хранильник?
– Боюсь, – не стал спорить Миронег. – Вспомнил стены твоего жилища – с зубами…
ЛЮДИ ПУГЛИВЫ
А это уже не голос черепа, это сама Хозяйка решила вторгнуться в мысли Миронега. Так же, мысленно, хранильник заметил:
«Такими нас сделали боги по своему образу и подобию».
ДЕРЗИШЬ
«Размышляю».
ДЕРЗИШЬ И ИДЕШЬ К СМЕРТИ
«Надеюсь, что нет, богиня. Я еще хочу увидеть тебя».
УМРЕШЬ, ТАК И УВИДИШЬ
«Дерзишь».
Череп больно ударил Миронега через суму в бок, видимо, это и был ответ богини.
Что поделать – женщины обидчивы.
Днем в святилище службы не шли и жертвы не приносились. Поэтому в первом из залов, лишенном крыши и украшений, с кривыми, наспех выложенными стенами из камней разного размера, никого не было. Только плотно утоптанная земля, заменявшая настил пола, подсказывала, что помещение посещаемо, и часто.
Миронег, оглядевшись, только покачал головой. Кирилл перекрестился.
– Чудны, Господи, дела твои, – проговорил он. – Как только допускаешь подобное? Но не нам понять волю твою…
– Да уж, не нам… Кому вот только?.. Идем дальше, служитель Распятого!
Но дальше им пройти было не суждено. Сколоченные из грубо обработанных досок двери, затворившие проход в следующий зал святилища, оказались заперты. На призывный стук изнутри послышались неспешные шаги, и вскоре одна из дверей приоткрылась, и в образовавшейся щели проявилось недовольное лицо служителя.
– Что надо? – осведомился не человек, а губы на его лице.