Поверх сумы вор положил старинную книгу. Зачем он это делает, вор не смог бы объяснить даже самому себе. О внушении многое рассказал бы любой ярмарочный шарлатан на арабском Востоке. Абдул Аль-Хазред не был шарлатаном, и его магия действовала безотказно.
У Аль-Хазреда было много глаз. Были два глаза, спрятанные в глазницах черепа. Сейчас они бездействовали, закрытые опущенными веками. Невидимые глаза, плавающие, как мухи в воздухе, оглядывали все подходы к улице, где стояло тело араба. Сейчас они не беспокоили хозяина, готовые, однако, поднять тревогу при появлении любого подозрительного человека. Еще Абдул Аль-Хазред видел все глазами вора, вместе с ним внимательно осматривая внутренности библиотеки.
Араб видел, как чуткие руки вора перебирают сложенные на пыльных полках книжные свитки и кодексы. Каждый из них стоил целое состояние, хотя и понятно, что ко многим не прикасались годами.
Наконец вор нашел то, что искал по повелению Аль-Хазреда. Кодекс в истертом переплете из неважно выделанной тонкой кожи, на первой странице которого выцветшей бурой киноварью были выведены греческие буквы.
«Некрономикон».
Вожделенная книга, вернуть которую у Аль-Хазреда не получалось целых два века.
Но сердце арабского мага не забилось сильнее от волнения или предвкушения. Не забилось, потому что у араба не было сердца.
Бог, чей идол почитался в центре тмутараканского святилища, решил, что его верный слуга обойдется без этой детали. Сердце должно перекачивать кровь по телу человека. Кто же сказал, что у Абдула Аль-Хазреда в жилах текла кровь?
И кто сказал, что Абдул Аль-Хазред – человек?
Прошло время, пока вор выбрался из княжеских покоев и перелез через стену. Но что значило это время после двухсот лет ожидания!
Араб получил свое. Он засунул книгу в переплете из человеческой кожи под мышку, и буквы на пергамене, написанные кровью еще живых к тому времени людей, содрогнулись, ощутив присутствие такого омерзительного зла, по сравнению с которым все магические заклинания, хранящиеся под переплетными досками, казались невинными детскими дразнилками. «Кто писал, не знаю, а я, дурак, читаю».
И Аль-Хазред ушел, напоследок стерев в памяти вора всю историю с таинственным восточным подельником. Награбленное золото и драгоценности араб щедро оставил в распоряжении вора.
Но тому так и не пришлось насладиться нежданной удачей. Злобная книга была навеки проклята, признавая только добровольную перемену хозяина. Ее нельзя было украсть безнаказанно.
Вор сам отдал книгу Аль-Хазреду, поэтому тот не боялся, что проклятие, наложенное когда-то им самим, вернется после долгих лет обратно.