Дорога на Тмутаракань (Аксеничев) - страница 61

Удивляла беспричинная жестокость. Тела были искромсаны так, что зачастую сложно было даже разобрать, мужчина или женщина лежит в спекшейся от крови пыли. После боя нужно грабить, а не отрабатывать приемы рубки на трупах, от которых пользы уже никакой.

Или добыча оказалась так мала, что убийцы решили отомстить если не живым, так мертвым?

– Дорого далась победа, – заметил один из бродников, по примеру Гзака пешим пробиравшийся между трупов. – Вон сколько гридней навалено.

Действительно, вперемежку с телами половцев лежали тела русских дружинников, иссеченные саблями либо утыканные стрелами.

И это тоже удивляло. Русские не церемонились с телами врагов, но своих старались хоронить, не оставляя стервятникам. Что помешало сделать это здесь? Или спугнули? Тогда – кто?

Вернулись разведчики, кружившие вокруг разоренного стойбища.

– Мы нашли следы, – доложил один из них Гзаку. – Отряд небольшой, полусотни коней не будет.

– А у меня будет, – прошипел Гзак. – И я возьму богатую дань за каждую каплю пролитой здесь крови. Здесь не Русь, чтобы убивать просто так.

Гзак вскочил на коня и оглядел свой отряд.

– Отомстим зарвавшимся русичам?! – спросил-прокричал он.

– Отомстим!

– Да будет так! Ночью пойдем, утром их и накроем, полусонных.

Со следопытами во главе дикие половцы и бродники направились в погоню за отрядом русов, неведомым образом оказавшимся так далеко в Степи на погибель другим и, если удача будет с Гзаком, себе самим.

– Скажи, сын, – спросил Гзак, – как твой бог относится к мести?

– Он осуждает ее, – ответил Роман Гзич. – Он учит, что если тебя ударили по правой щеке – подставь левую.

– Дурак! Если тебя ударили по правой щеке – снеси башку тому, кто это сделал! Это – истина!.. Как и то, что ты – дурак вместе со своим богом!

Роман Гзич вспыхнул до корней волос, но промолчал. Следуя за отцом, он твердил про себя: «Подставь левую щеку… подставь… подставь…»


Только один всадник из орды Гзака не бросился сразу в погоню за ненавистными русскими. Это был высокий худой араб неопределенного возраста с длинным лицом, поросшим густой короткой бородой. Порванный в нескольких местах халат араба был когда-то дорогим и красивым, но это время давно стало историей.

Араб внимательно оглядел с седла залитое кровью стойбище, словно перед ним был товар на рыночном прилавке, бросил поводья, вытянул руки ладонями вперед и сказал на неведомом языке:

– Фтагн… Фтагн. Фтагн! Йяа! Фтагн-нгах айи, Ктугху!

Старый Бог, чье имя – Пламя, услышал призыв. Огненные языки сорвались с неба, упали к ногам араба и принялись метаться по земле в поисках пищи. Трещали, лопаясь от жара, нестерпимого даже для трупов, тела, причем огонь пожирал их с разбором, отдавая предпочтение погибшим русичам.