– Идет ли там еще бой, или уже все кончено? – спросил князь черниговский, и Святославу Киевскому не надо было пояснять, где это – «там».
– Жалеешь?
Голос великого князя звучал надтреснуто. Возраст, тут уж ничего не поделаешь.
– Боюсь. Грех мы содеяли перед Господом. Да еще через неделю после Пасхи…
– Снявши голову, по волосам не плачут. Думай не о тех жизнях, что забрал Господь, а о тех, что спасутся, раз закроем Степи путь на Русь.
– Стыдно… – повесил голову князь Ярослав.
Который раз за жизнь он признавался в подобном? Не в первый ли?
– Ой ли? – не поверил Святослав Киевский.
И то верно, как же он правил столько лет? Правитель с совестью – что жеребец холощеный. Видимость одна.
* * *
Игорь Святославич глядел на Миронега даже не с гневом, с брезгливостью.
– Сколько лет рядом, а вот на тебе, не знал, кто ты есть.
– Погляди лучше за князем рыльским, господин. Мне стало ясно, неужели сам еще не догадался?!
– Нет! – выдохнул князь Игорь, и не в ответ, а от отчаяния.
Рыльские дружинники, подчиняясь приказу своего князя, вливались в ряды черниговских ковуев, окружавших холм, на котором стояли кмети Буй-Тура Всеволода.
– Нет!
Это сказал уже не князь. Ковуй Беловод Просович, все время мотавшийся гонцом от Ольстина Олексича к князю северскому, так и остался при обозе, не поспев вовремя к своим. Теперь он с ужасом и отвращением смотрел за происходящим.
– Скажи, ковуй, – спросил Миронег, – когда ты узнал о готовящемся походе в Степь?
– За день до выступления, – ответил Беловод, не отрывая взгляда от происходящего на поле битвы. – Заболел кто-то, вот Ольстин и распорядился – заменить.
– Заметь, князь, – сказал Миронег. – Единственный из ковуев, для кого действия Ольстина стали новостью, случайно оказался в черниговском отряде.
– Ярослав, – прошептал Игорь Святославич. – Зачем же…
– В Ярославе ли одном дело? – спросил, словно сам себя, Миронег.
– Да будут с нами Свет и Святая Неделя!
Голос Буй-Тура Всеволода был слышен по всему полю битвы.
– Уррагх! – кричали кмети, неприступной стеной встав на пути лезущих по склонам бродников и диких половцев. Оставив у подножия лошадей, бесполезных на скользких от крови склонах, те атаковали пешими, стараясь не столько перебить всадников, сколько покалечить их коней, подрезав им сухожилия.
Стрелы курян находили себе все новые и новые жертвы. Но колчаны пустели, и слышался уже звон металла о металл. Там кмети, отбросив осиротевшие без стрел луки, бились против наседавших врагов, часто также спешившись, встав спина к спине.
И катились навстречу ползущим снизу обезглавленные и искалеченные люди, напоминая, какая судьба ждет особенно настырных вояк.