И сам Буй-Тур бился пешим в первых рядах, все так же сжимая в одной руке булатный меч, а в другой – саблю. Падали вокруг него враги, падали и кмети, принимавшие удары и за себя, и за князя. Всеволод сражался, глядя вперед немигающими совиными глазами. Его губы шевелились, не издавая ни звука, и даже те, кто был рядом с князем, не слышали, как он говорил:
– Прощайте, братья. Простите.
Клинки Всеволода сеяли смерть.
Бродники, ужаснувшись, хлынули обратно, но оттуда уже поднимались черниговские ковуи и дикие половцы, которых Гзак припас для решающего удара.
– По коням! – приказал Буй-Тур ясным голосом, словно и не сражался большую часть дня.
– Умрем достойно, – рассудительно заметил один из кметей.
– Не торопись умирать, – рассвирепел Буй-Тур. – Торопись убить врага и изменника!
И послал коня навстречу судьбе.
– Сын! – возвысил голос князь Игорь.
Владимир Путивльский приблизился, несказанно удивленный. Отец давно так не называл его. Видимо, теперь пришло время и для проявления родственных чувств.
– Сам видишь, как все оборачивается.
Игорь Святославич говорил громко, не таясь от дружинников. Перед лицом смертельной опасности кривить душой недостойно вдвойне.
– Твои воины в бою еще не были, и кони у них свежие. Забирай обоз, половецких воев, прорывайся за Сюурлий, навстречу Кончаку. С умением и удачей – получится, я верю в тебя! Не медли, там, в вежах, жена твоя.
– А ты, отец?
Игорь Святославич оценил: «отец», не «князь».
– На холме, – показал князь Игорь, – мой брат. Бросить ли? – Он криво усмехнулся и отвернулся.
– Не медли, – сказал князь Игорь, не оборачиваясь. – Скоро будет поздно.
– Я прорвусь.
Владимир Путивльский не обещал. Он просто рассказал, как будет.
Мужчину из мальчика не всегда делает женщина. Может – бой. Горе. Ответственность.
Мужчина – не пол. Это воля. Решимость к поступку.
Владимир Путивльский стал мужчиной.
Пожелаем ему удачи, читатель! Она ему ох как понадобится!
Море в мае еще холодное, как сталь, что цветом, что на ощупь.
Как мысли Неведомого бога, чей истукан стоял в центре тмутараканского святилища, выставленный для всеобщего поклонения. Возмещая многовековое воздержание, Неведомый бог требовал и получал человеческую кровь, изобильно поливавшую жертвенный камень у изножия статуи.
Но больше кровавых жертв, больше поклонения бог ждал вестей с севера, откуда должно было прийти освобождение. Раб бога, обезумевший араб Абдул Аль-Хазред, получил наконец свою магическую книгу, а значит, и необходимую силу.
В каждом слове – бог.
В заклинаниях – сила бога.
Слово, сказанное когда-то богом или богами, сделало хаос миром, придав ему форму.