– А мне сказали – в луже, – сказал я разочарованно.
Она всхлипнула; мне потребовалось несколько секунд, чтобы принять решение.
– Тиса… не хнычь. Дело есть.
* * *
За время, прошедшее после приговора, она успела перепробовать множество занятий. Репутация доступной женщины сыграла с ней злую шутку – все, к кому она только ни нанималась, будь то лавочник, разносчик или мясник, считали себя вправе попользоваться ею, как своей собственностью; между тем приговор Судьи оставался в силе, и ласки любого мужчины, как и следовало ожидать, причиняли ей страдания. Она не могла удержаться ни на одном месте – каждый новый хозяин вскоре выгонял ее, потому что, ополоумев от боли, она вела себя с ним недостаточно нежно. Наконец, она прибилась в трактир у дороги – здесь всем распоряжалась грозная хозяйка, а муж ее был подкаблучником, слабым к тому же и по мужской части. Тиса жила в относительном довольстве – если не принимать во внимание жесткий тюфяк, скудную еду и притеснения трактирщицы; впрочем, больше всего Тиса страдала именно из-за своего вынужденного целомудрия. О чем мне, как товарищу по несчастью, и поведала.
Мне стоило трудов сдержать охватившую меня лихорадку. Сегодня ночью, и не позже, предстояло окончательно разобраться, где кончается власть и где начинается сила. Как там говорила в свое время бедная Тиса? «Проверить, есть ли призраку власть»?
Я рассказал ей о могущественном маге, который с легкостью может избавить от приговора Судьи, и в пример привел Кливи; глаза Матрасницы раскрылись, на минуту приобретя прежнюю голубизну, глубину и наивность. О том, что Кливи в конце концов угодил на каторгу, я ей рассказывать не стал; о себе сказал мимоходом, что, конечно же, годовщину Судной ночи я отпраздную в компании друзей и ничего со мной не случится. Матрасница уже глотала слезы, готовая умолять меня о милости, когда я сам предложил ей испытание. Волшебник-де дал мне магическую вещь, и она, вполне возможно, защитит от приговора того, кто ее носит; Тиса часто задышала и дрожащим голосом согласилась.
Тем временем трактирщица, недовольная, уже сверкала глазами с порога кухни; нерадивая служанка, заболтавшаяся с посетителем, втянула голову в плечи и шмыгнула прочь, как мышка. Я судорожно сжал под столом и без того стиснутые пальцы.
…Естественно было бы, если бы на роль «испытателя» решился я сам; при одной мысли об этом мне делалось дурно. Не то чтобы я был столь щепетилен, но Тиса Матрасница…
Я уныло сидел за столиком, и, вольно или не вольно, но на память мне пришли все женщины, вызывавшие когда-либо мой интерес. Вспоминая их одну за другой, я не мог не признать, что обладаю хорошим вкусом. Все, кого я когда-либо любил, были исключительно пикантны.