«Вы ведь можете… ЗАЦЕПИТЬ. Вроде крючочком…»
– Алана, – сказал я буднично. – Видишь ли… Если ты умрешь, я ведь не стану дожидаться лета. Прямо сейчас, здесь и удавлюсь… На потеху Черно…
Удавиться надо было раньше, сказал еле слышный внутренний голос. Удавиться надо было сразу после Судной ночи, это был бы мужественный… достойный Рекотарса поступок…
Алана не отвечала. Ей было не до меня.
– Алана…
Чужой взгляд коснулся моего затылка. Ласково так, ледяной иголочкой. Я обернулся.
Сквозь изморозь на окошке, сквозь весь этот замысловатый, в прихотливых узорах слой на меня глядел человек. Узкое лицо, морщинистое, как у старика, но глаза не были стариковскими. Нехорошие глаза. Пристальные.
– Кто здесь?!
Я сорвался с его взгляда, как малек со слишком крупного крючка. Кинулся наружу, распахнул обе двери, встал на пороге…
Снег под окном оставался нетронутым. И, разумеется, пусто. Ни зверя. Ни птицы – кроме той, конечно, что кружит у меня в голове, и круги уже сузились до невозможности, почти над самой землей…
Я кинулся обратно в дом; человек за окном дожидался меня. Теперь на лице его обозначался слабый интерес.
– Помогите мне, – попросил я шепотом.
– Луа-ар… – еле слышно донеслось из леса.
Показалось мне – или он действительно кивнул?..
* * *
Светлый топорик Черно Да Скоро оказался неожиданно тяжелым. Я бегом обогнул дом, но, увидев деревянные фигуры, остановился, увязнув в снегу.
Та, что изображала Танталь, стояла сейчас в полушаге от снежной куклы, изображающей Луара Солля. Почти вплотную; я готов был голову дать на отсечение, что еще утром их разделял добрый десяток шагов!
Я подавил внезапное побуждение кинуться на снеговика со своим топором; я огляделся в поисках Аланы, но не нашел ее, в ужасе огляделся снова, закружил, заглядывая в деревянные лица, ведь здесь она стояла, здесь!..
А потом я понял.
То, что не так давно было искусным изваянием, оказалось теперь просто высоким пнем со следами топора. Еле заметными следами – кажется, кто-то хотел вытесать здесь человеческую фигуру, но передумал…
Вряд ли я сам додумался до всего, что случилось потом. А может быть, и сам – Рекотарсы традиционно сметливы… Традицию заложил еще Маг из Магов, хитрый слуга Дамир…
Я никогда в жизни не рубил деревьев и не выкорчевывал пней.
Летели щепки; я колотил и колотил, воображая на месте податливого дерева плотную шею Чонотакса Оро, и, надо сказать, богатое воображение помогало мне. Обливаясь потом, я завалил этот обрубок дерева, еще недавно бывший статуей, распилил его и расколол, перетащил в дом, замарав каждое поленце кровью из лопнувших мозолей, отыскал в Аланиной сумке огниво – и посреди избушки, не знавшей огня, разложил большой, жадный костер.