Мы с Аланой сладко сопели, свернувшись под одним одеялом; даже во сне жена боялась пошевельнуться, чтобы не задеть мою раненую руку. Вдоволь наплававшись по поверхности сновидения, я наконец-то нырнул вглубь – внезапный стук разбудил меня болезненно, резко, будто впивающаяся в тело веревка.
– Р-рогатая… судьба…
Я поискал глазами шпагу. Алана уже сидела в постели – с канделябром наперевес.
– Меня не пришиби, – пробормотал я, выбираясь из гущи одеял.
Ну, ночной пришелец, кто бы ты ни был…
Я отодвинул засов и рывком распахнул дверь.
– Я видела Эгерта, – сказала Танталь.
Она была полностью одета; в одной ее руке вздрагивала оплывшая свеча, в другой она сжимала трофейное зеркальце.
– Я видела его… он… Я думаю, он меня услышал.
Весна слишком уж торопилась. Она была поспешна, как молодой любовник, она была суетлива; листья выстреливали из почек, трава лезла так неистово, как будто бы снизу, из влажного царства корней, ее гнали хлыстом. Неподобающее для этого времени тепло разбудило всех жужжащих и ползающих тварей; в полдень лошади принимались нервно крутить головами и дергать шкурой на спине. Кучер невнятно напевал под нос – потому что теперь у нас был кучер и мы не бежали сломя голову. Мы путешествовали, как приличные господа, и во время пути можно было дремать на кожаных подушках, глядеть в окно или светски беседовать.
Беседовать было не о чем.
Облей муху медом и посыпь мукой – она если не сдохнет немедленно, то поползет с той же скоростью, с какой продвигаемся теперь мы. Там мост смыло весенним паводком – приходится делать крюк длиной в три дня. Там захромала лошадь, там сломалась ось, там оползень, там дорогу неверно указали, заставив нас плутать пес знает сколько времени; одно счастье – все пока мы были относительно здоровы, и даже моя раненая рука не загноилась, как я одно время боялся, а зажила.
Кучер напевал, радуясь заработку; кучер искренне считал, что путешествие проходит лучше некуда. Мелкие неприятности – так ведь путь далекий, как без этого, все бывает…
Рыжий веснушчатый парень, старший сын из по-кроличьи многодетного семейства, он и нанялся-то затем, чтобы подальше убежать за родные ворота. Ему нравились наши лошади, он побаивался меня и преданно улыбался моим дамам; жаловаться на него не приходилось. В случае надобности он умел быстро найти ближайшую кузню, приветливо и подробно расспросить о дороге, на глазок определить, проходим трухлявый мост или нет; он вслух мечтал поскорее добраться до города, и в несчастьях, преследующих нас по пятам, можно было винить кого угодно, но только не его.