– А вот и моя подопечная! Прошу любить и жаловать! Прут не потеряй, Герман! – пробулькала из ванны щука.
– Нинель! – воскликнул дядя Герман и, спотыкаясь, ринулся в коридор. Шпага графа Дракулы выпала из его пальцев, хворостину же он, однако, оставил.
Спрятавшись за дверью, он занес хворостину и стал дожидаться, пока супруга войдет в квартиру. По его желтоватому лицу бродила торжествующая улыбка среднестатистического деспота квартирного разлива.
Халявий встал с колен и потянулся было чесаться под мышкой, но рука его замерла на полпути. Поняв, что блох у него больше нет, он с чувством плюнул в раковину и, вихляя бедрами, отправился в коридор. Под шумок супружеской встречи он надеялся позвонить знакомым манекенщицам и слинять. В коридоре под обувной полкой у него была заблаговременно припасена золотая крышка от бачка в туалете, которую он успел спрятать туда прежде, чем ее обнаружил подозрительный братик.
Как ни крути, а это было уже кое-что и гарантировало приятно проведенную неделю. Правда, потом будет трещать голова и братик станет ругаться, но это все потом… Пока же жизнь прекрасна и удивительна.
* * *
Вечером, когда мир в семействе Дурневых был худо-бедно восстановлен, а успешно слинявший Халявий, по-волчьи поскуливая, гонялся за хохочущими манекенщицами в одном из московских клубов, в квартире на Рублевском шоссе стал подпрыгивать и завывать зудильник.
Тетя Нинель ринулась к нему, едва не споткнувшись по пути о любимую таксу. Звонила, разумеется, любимая дочурка из Тибидохса.
– Привет, мамуль! Как ваше ничего? – спросила она.
– Лучше не бывает! – бодро сказала тетя Нинель.
– Как у вас с папулей? Вижу, вы не разлей вода, не разнеси динамит? – поинтересовалась Пипа.
– Так и есть!
Тетя Нинель, успевшая отведать магической хворостины, обняла супруга так крепко, что у него перехватило дыхание, а лицо из желтого стало багровым.
– Ах, какая она хорошенькая! Правда, Герман? – шепнула она мужу, любуясь румяным лицом дочери, которое едва помещалось на миске зудильника.
– А то! Согласись, цвет лица у нее мой! И нос тоже! И глаза! – самодовольно сказал Дурнев.
Супруга покосилась на своего зеленоватого и тощего мужа с большим сомнением, однако возражать не стала. Стимуляция отеческих чувств, как известно, первое правило дальновидного материнства.
– Она вылитая ты, дорогой! Я всегда это говорила! – проворковала она.
– Мамуль, алло! Ты меня слышишь? А я в Магфорд еду, к Пупперчику!.. – сообщила
Пипа. – Скоро уже! И Бульон со мной! И Гроттерша, кстати, для ровного счета!
Дядя Герман заметался: