– Двое, – скривился Клыч. – Один отрок, другой постарше, средних лет. По виду – простолюдины. Хворостом я хотел у них разжиться, лень было ноги бить. Я этого безусого и в расчет не брал, а он меня одним ударом наземь опрокинул.
– А почему кричал так? – удивился Торуса.
– Третий там был, – понизил голос Клыч. – Я, когда упал, сразу его увидел – он в отдалении стоял. Весь в медвежьей шерсти, а из звериной морды проступает при лунном свете человеческий лик.
– Оборотень? – ахнул Влах.
– Похоже на то, – согласился Клыч. – А отрок наверняка шатуненок. Я не стал связываться с нечистыми.
Ночь прошла спокойно, никто их сна не потревожил, а к полудню они уже подъезжали к порубежному городцу, который возвышался на холме, окруженный глубоким рвом, наполненным в эту пору водой из протекающей мимо реки. Городец у Всеволода хорош, но ведь и Листянин не хуже будет, если только Торусе удастся восстановить его в прежнем блеске.
Торусу из сторожевой вежи опознали, а потому и мост через ров опустили без задержек. Была опаска, что князь уехал в стольный град, но, к счастью, она не подтвердилась.
– Князь сильно не в духе, – предупредил гостя боготур Скора.
Как вскоре выяснилось, причиной недовольства князя был Иган Горазд, занозой засевший на радимичских землях. Выбить его из Берестеня казалось делом трудным, почти невозможным. Конечно, на трехсотенного гана сил у Всеволода хватило бы, но ведь за Горазда вступится каган Битюс, для которого эта усобица явится бесценным подарком и поводом силой вмешаться в радимичские дела. Ган Горазд правил в Берестене не от своего имени, а от имени малого Будимира, сына Твердислава, за которого городское вече сказало свое слово. Так что даже обвинить гана в нарушении божьего ряда было затруднительно.
– Послушай даджана, а сделай наоборот, – вздохнул Всеволод. – Плох был Твердислав, но хазарский ган много хуже.
Боготуры сокрушенно закивали головами, но князь Всеволод не сочувствия ждал от них, а доброго совета. Вином, впрочем, гостей не обнесли. Всеволод и в добрые, и в худые времена обычаи чтил, и если сажал гостей за стол, то привечал их с честью.
– Рогволду, брату Твердислава, тем вечевым решением нанесено оскорбление, – начал осторожно Торуса, – все-таки он в своей семье старший.
– Рогволда я прогнал с радимичских земель за чинимые им бесчинства, – рассердился князь Всеволод. – И слово мое твердо.
– Никто твоего слова не оспаривает, великий князь. Но ведь и за Рогволда ты не ответчик, мало ли что ему в голову взбрести может. Дурная голова, как известно, ногам покоя не дает. А ган Горазд, как ни крути, Рогволда обидел. Мало того что Берестень под себя сгреб, так еще и девку взял, не спросив старшего в семье.