– На самом деле я…
– Влага и холод не слишком хорошая комбинация, – сказал он так, словно говорил с недоразвитой. – В Йоркшире зима не для неженок.
Порция гордо распрямила спину. Она не знала, что заставило ее обидеться сильнее: его покровительственная манера или то, что он счел ее неженкой. В своей жизни она ни разу не падала в обморок, как многие другие дамы, которые всегда под рукой имели нюхательную соль.
– Сейчас март, – бросила она в ответ. – Весна.
– Весна, но не здесь.
Поля ее шляпы снова опустились, закрыв обзор. Раздраженно вздохнув, она сорвала шляпу, и ей было наплевать, если он увидит, в каком ужасном беспорядке ее прическа. С нее довольно. Ей надоело выслушивать нотации. Как будто в Лондоне мало тех, кто постоянно указывает ей, что делать и чего не делать. Родственников она вынуждена выносить. Но этот мужчина для нее никто, и терпеть нотации от него она не намерена. Даже если этот незнакомец и так хорош собой. Даже если ее тело звенело и покалывало в его присутствии.
– Я благодарна вам за все, что вы сделали, но в вашей дальнейшей помощи я не нуждаюсь.
Черты лица его словно стали резче и тверже. Вновь перед ней был тот пугающий незнакомец на пустынной дороге.
– Хорошо. В таком случае всего вам доброго. – Он повернулся к ней спиной и быстро вышел.
Ее пронзило чувство вины… и какое-то иное чувство, которому было трудно найти определение. Сердце ее сжалось, когда она посмотрела ему вслед. Повинуясь внезапному импульсу, она бросилась за ним и поравнялась, когда он был на середине зала. Она остановила его, схватив за руку выше локтя, и почувствовала, как напряглись его мускулы под ее пальцами. Он обернулся и посмотрел на нее. Пристально. Она не поняла, что было в этом взгляде.
Порция уставилась на него, не зная, что сказать, как объяснить, зачем она побежала за ним.
– Слушаю вас, – сказал он.
Порция окаменела. Она чувствовала себя полной дурой. Они были совершенно чужими друг другу людьми. Он доставил ее в гостиницу живой и невредимой. И на этом все. Больше ничего.
– Спасибо, – прошептала она и, сглотнув слюну, переборола желание отвернуться, спрятаться от его взгляда, – за вашу помощь. Я не хотела, чтобы вы сочли меня… неблагодарной.
Она прикусила губу. Ее брат на это сказал бы, что вежливости от нее никто не требует. Уже сам тот факт, что она принадлежала к роду Деррингов, ставит ее выше большинства смертных. Как бы там ни было, она не могла позволить ему уйти, не произнеся слов признательности.
Она открыла было рот, чтобы объяснить истинную причину того, почему она не может остаться в гостинице на ночь, но передумала. Вернее, за нее приняла решение ее гордость. Слова объяснений застряли в горле.