— Уже установили, из какой машины стреляли? — спросил Цапов.
— Наши оперативники работают на улице, — сказал полковник. — Пока результатов нет. Хотя номер машины нам все равно ничего не даст. Он ведь мог быть поддельным, а машина просто украденной.
— Но, может, стрелявших кто-нибудь видел? — настаивал Цапов.
— Кто его знает, — отмахнулся полковник, — наверно, видели.
— Вы поразительно спокойны, — удивился Цапов.
— А зачем волноваться? — спросил полковник. — Ни к чему это, подполковник. Они убивают друг друга. Ну и пусть убивают. Нечего чеченцам здесь у нас делать. Пусть возвращаются в свои горы. И все будет в порядке.
— Значит, если они вернутся в горы, все будет нормально? — желчно спросил Цапов.
— Я так не говорил, — спокойно возразил полковник, — просто чем меньше их будет в нашем городе, тем лучше. А убитый был бандитом, и вы это знаете.
Значит, получил по заслугам. Чего нам с вами его жалеть.
— Полковник, — покачал головой Цапов, — теперь я понимаю, почему идут жалобы именно на ваше управление. Вам никто не говорил, что так нельзя судить о целом народе?
— А как я должен о них судить? — разозлился полковник. — Торгуют наркотиками убивают, грабят… Почему я должен быть другого мнения? И вообще, давно пора всех кавказцев выселить отсюда. Пусть едут к себе и убивают друг друга.
— У вас есть винтовка? — спросил вдруг Цапов. — Или кинжал?
— Какая винтовка, — не понял полковник, решив, что его собеседник просто издевается, — при чем тут кинжал?
— Я хочу уехать в горы, — ответил Цапов, — во мне есть осетинская, ингушская и русская кровь. Так куда мне, по-вашему лучше уехать, полковник? Во Владикавказ или в Назрань? Я ведь родом оттуда.
— При чем тут вы? — отмахнулся полковник.
— При том, — жестко сказал Цапов, — бандит, он и есть бандит. А судить весь народ вам никто права не давал. Я думаю мы еще вернемся к этому разговору.
В дальнем конце коридора послышался шум. Сюда приближались сразу несколько человек. Это Адалят Махмудбеков, узнавший о гибели старшего брата, едва оказавшись на свободе вместе со своими охранниками бросился в больницу.
Теперь он шел по коридору бледный от гнева и волнения, никого не замечая вокруг.
Около разрушенной палаты его попытался остановить какой-то капитан.
— Сюда нельзя, — сказал он, но Адалят, толкнув его в грудь прошел мимо.
Он вошел в палату и долго стоял там один. Ноздри его раздувались от гнева. Когда он вышел, то первым, кого увидел, был Стольников, сидевший на стуле. Адалят не обратил внимания даже на его перевязанную руку и плечо.
— Отдыхаешь? — издевательски спросил он. — Сделал свою работу и отдыхаешь. Это так твои люди охраняли Исмаила? Сначала склад отобрали, потом на дачу напали и теперь сюда пришли. А ты все время где-то гуляешь? Вот так ты работал, — показал он короткой рукой в сторону сгоревшей палаты. Стольников не мог даже подняться. Сильно кружилась голова, в ушах стоял звон. Ему не хотелось даже оправдываться.