Получается, что младший брат просто подставил старшего. У чеченцев так не бывает. За такое предательство от него отвернутся все родственники. И хотя в последние годы он насмотрелся на многочисленные случаи предательства, когда жена сдавала мужа, муж заказывал убийство жены, и некий подонок даже осуществил убийство собственных родителей, тем не менее поверить в виновность младшего брата Исмаила было невозможно. У чеченцев понятие чести выше понятия жизни.
Честь не продавалась ни за какие деньги. Человек мог быть убийцей, грабителем, но не предателем. Предать собственного брата — это невероятный грех, страшный, невозможный для человека чести. Это настолько кощунственно, что человек просто не сможет после этого жить. Стольников вздохнул. Кто еще мог знать о часах? И как люди Жеребякина сумели узнать обо всем так быстро?
— Поехали, ребята, к ресторану «Серебряное копье», — предложил он. В ресторане сейчас располагался своеобразный штаб по поискам Ирады. Где она пропадала две ночи, с тревогой подумал Стольников. Если, не дай бог, с ней действительно что-нибудь случится, то в городе начнется такая вакханалия, что лучше об этом не думать.
…Сидевший за столом Филипп приказал принести ему телефон. Медленно набрал номер и прохрипел:
— Гриша, это ты? Мне нужна твоя помощь. Приезжай скорее. Есть очень крупное дело.
Потом положил трубку и задумчиво уставился в окно. Двести тысяч долларов, подумал он. Так дорого в Москве не стоила еще ни одна девочка. Может, он продешевил и нужно было попросить триста?
Эту ночь она провела в доме Наума Киршбаума. Старик был не просто ювелиром. Он был живой легендой Москвы. И, увидев часы, он понял, что молодая девушка не могла сама приобрести такую вещь. И не могла украсть, так как просила за них всего двести долларов. Поэтому он справедливо рассудил, что нельзя оставлять ее ночью на улице одну. Он привел ее к себе домой, дав время Сыроежкину собрать деньги.
У того тоже возникли проблемы. Нужно было собрать оглушительную сумму, которой не было ни у кого из его знакомых. Бегая в поисках денег, Сыроежкин с нарастающей злостью думал о старике, который установил такую непомерную цену.
— Проклятый еврей, — ругался Сыроежкин, — специально назвал такую сумму, чтобы я не мог ее собрать. Он нарочно сказал при девушке, сколько стоят часы. Кто это вот так, запросто, даст мне пять тысяч долларов?
И чем больше он старался, как правило, натыкаясь на отказ, тем сильнее нарастало в нем раздражение против старого друга его отца. Было уже около одиннадцати вечера, когда он позвонил Науму Киршбауму.