— Именно, господин.
— И никто ему не помогал?
— У него никого нет, — ответил Тритл. — Он просто ходил от деревни к деревне, творя мелкие чары. А платили ему книгами и бумагой.
Напролоум кивнул.
— Это была не иллюзия, однако он не пользовался руками. Что там он бубнил себе под нос? Ты знаешь?
— Он утверждает, что это всего лишь слова, которые заставляют его мозг работать как надо, — пожал плечами Тритл. — Я и половины не понимаю из того, что он говорит, и это факт. Он утверждает, что ему приходится изобретать, потому что в мире не существует слов для обозначения его действий.
Напролоум искоса взглянул на коллег-магов. Те кивнули.
— Для нас будет честью принять его в Университет, — изрек он. — Ты передашь ему это, когда он очнется?
Тут аркканцлер почувствовал, как кто-то тянет его за полу мантии, и опустил глаза.
— Ты прости, что отвлекаю… — сказала Эск.
— Здравствуй, девочка, — медоточивым голосом отозвался Напролоум. — Ты пришла посмотреть, как твоего брата будут принимать в Университет?
— Он мне не брат, — возразила Эск. У нее бывали минуты, когда ей казалось, что весь окружающий мир населен одними ее братьями, но сейчас она так не считала. — Ты важное лицо здесь?
Напролоум взглянул на коллег и расплылся в улыбке. Мода — явление вездесущее, не обошла она своим вниманием и среду волшебников. Иногда маги поголовно выглядят тощими, изможденными и разговаривают с животными (животные их не слушают, но ведь главное — намерение), а иногда модно быть смуглым, угрюмым и носить маленькую черную остроконечную бородку. Сейчас в моду входил рубенсовский стиль. Напролоум аж раздулся от скромности.
— Самое важное. Маг должен делать все, что в его силах, чтобы служить ближнему верой и правдой. Да. Я бы сказал, очень важное.
— Я хочу стать волшебником, — заявила Эск.
Стоящие за спиной Напролоума младшие по рангу волшебники уставились на нее так, словно увидели перед собой новую и чрезвычайно любопытную разновидность жучка обыкновенного. Лицо аркканцлера побагровело, глаза выпучились. Он смотрел на Эск и, казалось, изо всех сил старался не дышать. Наконец он не выдержал и расхохотался. Смех возник где-то в районе объемистого живота и начал пробираться наверх, отдаваясь эхом от ребер и вызывая в груди Напролоума небольшие волшебникотрясения. Наружу смех вырвался серией сдавленных похрюкиваний. Он просто зачаровывал наблюдателей, этот смех. Обладал неповторимой индивидуальностью.
Но, поймав взгляд Эск, Напролоум сразу замолчал. Если его смех был цирковым клоуном, то ее решительный прищур представлял собой быстро падающее ведро с краской.