Военным спецам не удалось докопаться до истины. И к счастью. Потому что внутри «горба» находился целый, абсолютно неповрежденный реализатор.
Почему реализатор выполняет только его желания, Гюнтер не знал, хотя и предполагал, что он избирательно настраивается на своего владельца. А поскольку Гюнтер последним касался реализатора, то он и выполнял только его желания.
Доктор Тольбек, погрузневший, облысевший, иногда заходил в палату к Гюнтеру. Он всегда изумлялся его цветущему виду, удивлялся, что почти атрофировавшиеся мышцы пациента вновь обрели упругость, поражался сохранившейся молодости Гюнтера — тот словно застыл на своих тридцати семи годах. В очередной раз доктор Тольбек грозился немедленно провести общее обследование больного, но, выйдя из палаты, по желанию Гюнтера, тут же обо всем забывал. Он и не подозревал, что Гюнтер вполне здоров, прекрасно владеет своим телом, голосом и разумом. Но Гюнтер никогда и никому не показывал этого.
Он боялся. И, хотя военную контрразведку давно упразднили, Моримерди исчез неизвестно куда, он все равно боялся. Боялся, что как только он встанет из инвалидной коляски, где-то в архивах всплывет его дело, снова «заговорят» записанные им когда-то кюветы с кристаллозаписями, и тогда какие-то другие «моримерди» узнают о существовании реализатора. А если реализатор попадет в их тогда не упыри и вурдалаки появятся на свет, а нечто худшее.
Гюнтер часто думал о своем деле, хранящемся где-то в неизвестном ему архиве. Представлял, как растворяются в воздухе листы этого дела, как разжижаются кристаллы в кюветах, несомненно изъятых из его «бьюика» военной контрразведкой. Но он не был уверен, что желание исполняется, потому что было в его практике, если ее так можно назвать, желание, которое так и не исполнилось. Почти пятнадцать лет назад, когда ему только начали приносить газеты, он прочел некролог о кончине короля европейской печати Френсиса Кьюсака. Гюнтер вспомнил печальную историю любви Огюста Кьюсака и еврейской эмигрантки из России девочке Маше, и ему захотелось, чтобы их судьбы, когда-то разведенные его руками, соединились. Тогда он уже понимал, каким сокровищем обладает, и был абсолютно уверен своем всемогуществе. Но через полгода он прочитал в газетах, что молодая чета Кьюсаков, Огюст и Мери, безвозмездно передает свою газетную империю в ведение ООН. Случай был беспрецедентным, хотя и объяснимым — за полгода до него великие державы подписали Пакт о разоружении. Гюнтер долго рассматривал улыбающиеся лица Огюста и Мери на газетной фотографии, видел, что эта пара счастлива, но тихая горечь о забытой Огюстом девочке Маше долго еще не покидала его. С тех пор вера в свое всемогущество сильно поколебалась, хотя последующие желания Гюнтера больше не давали повода усомниться в нем.