— Приветствую консула на пороге моего дома! — сдержанно наклонил голову Крон.
— Приветствую и тебя, сенатор!
Кикена смотрел на сенатора снизу вверх, исподлобья, долгим, неподвижным, недобрым взглядом.
— Проходите в дом, консул. Я вижу, вас привели ко мне государственные дела. Их лучше решать в прохладе комнат, а не на жаре под открытым небом.
Кикена икнул и в нерешительности оглянулся на свой конвой. Случилась заминка. Конвой в дом не приглашали, и консул не знал, как ему поступить. То обстоятельство, что предводитель бунтовщиков в свое время был рабом в доме сенатора, не давало ему веского повода для вторжения в дом силой, поскольку Крон объявил на Атрана розыск как на сбежавшего раба.
Консул снова повернулся к сенатору, но тот молчал.
— Останьтесь здесь, — наконец решился Кикена и, махнув рукой конвою, стал подниматься по ступеням.
Крон указал глазами управителю в сторону консульского конвоя. Управитель сбежал вниз, перебросился несколькими фразами с десятником и повел легионеров в тень деревьев.
Кикена с явным облегчением снял шлем, обнажив редкие, коротко обрезанные волосы, слипшиеся от пота. В битве Кикена, конечно, участвовать не будет, войска поведет Тагула, но пускать зайчиков в глаза толпы блеском своего боевого облачения консул начал уже дня три назад.
— Трудная битва будет для нас по такой жаре, — проговорил Кикена, отдавая Крону шлем и проводя руками по волосам. Затем расстегнул застежку плаща.
Крон благоразумно промолчал. Он подхватил падающий плащ и передал его вместе со шлемом Валургу.
— Проходите, консул, — снова предложил сенатор, пропуская Кикену вперед. И уже за его спиной подозвал Шекро и шепотом приказал:
— Смени Калецию. Пусть к столу подает другая рабыня.
Кикена неторопливо шагал по вилле, хмуро осматриваясь. Больше всего его внимание привлекли настенные росписи: лаково-восковые фрески мифологических сюжетов.
Постепенно созерцание их настолько увлекло его, что его лицо разгладилось и он даже завистливо прицокнул языком.
— Я вижу, сенатор, — наконец сказал он, — что вы ценитель не только поэтического слова, но и живописи. Очень сожалею, что ранее мне не приходилось бывать у вас. И если между нами частенько случались расхождения по политическим вопросам, то в живописи, надеюсь, мы бы нашли общий язык.
— Я прекрасно отношусь к живописи, — сказал Крон, — но это не мое увлечение. Стены расписаны еще при моем дяде, Аурелике.
— А кто художник? Крон пожал плечами.
— Жаль… Я бы заказал ему под роспись несколько комнат.
Крон снова промолчал.
«Неужели консул настолько туп, — подумал он, — что не предвидит своего конца и продолжает хвататься за ускользающее благополучие? Или привычка играть свою роль для толпы настолько укоренилась в нем, что он не может ее оставить даже в столь трагический для Пата момент? А может, он верит в победу? Тогда он еще более туп. Просто удивительно, как этот напыщенный ханжа мог занять консульское место».