Я выставляла себя на посмешище и все же не могла признать свое поражение, ведь секрет все-таки был, и он был лучше любых изумрудов. Если бы только найти слова, чтобы описать Елене всю прелесть этой тайны – снег, странный жар, неведомое удовольствие, бесстыдные улыбки и все то необъяснимое, что за этим следовало.
Если бы я могла показать ей хоть краешек этого чуда, она бы пришла в восторг и полюбила меня, в этом я не сомневалась. Нас разделяли слова. А ведь достаточно было найти волшебное заклинание, чтобы добраться до сокровищ, как у Али-Бабы «Сезам, откройся!». Но великий секрет оставался под замком, и все, что я могла сделать, – еще больше замедлить шаг в надежде на то, что вдруг из воздуха возникнет слон, летучий корабль или атомная электростанция – что-нибудь, что отвлекло бы нас.
Терпение Елены говорило о ее равнодушии, она словно заранее решила, что мой секрет не стоит внимания. Я была почти благодарна ей за это. Так потихоньку, бесцельно сворачивая то вправо, то влево, мы подошли наконец к воротам гетто.
Я почти задыхалась от отчаяния и гнева. Я готова была броситься на землю с криком: «Нет никакого секрета! Не могу я ни показать его, ни рассказать о нем! И все-таки он есть! Ты должна поверить, потому что я чувствую его в себе и потому что он в тысячу раз прекраснее, чем ты можешь себе представить! И ты должна полюбить меня, потому что я одна владею этим секретом. Не дай такому сокровищу, как я, уплыть из твоих рук!»
И тут Елена, сама того не зная, спасла меня:
– Твой секрет за воротами Саньлитунь?
Я сказала «да», просто чтобы что-нибудь ответить, прекрасно зная, что бульвар Обитаемого Уродства не похож ни на какой секрет.
Моя возлюбленная остановилась:
– Тогда ничего не получится. Мне нельзя отсюда выходить.
– Что? – переспросила я, делая вид, что не поняла, и не решаясь поверить в спасение за секунду до гибели.
– Мама запретила мне выходить. Она говорит, что китайцы опасны.
Я чуть не воскликнула: «Да здравствует расизм!», но вовремя сдержалась и сказала:
– Жалко! Если бы ты только знала, как прекрасен этот секрет!
Слова, достойные умирающего Малларме.
Елена пожала плечами и медленно удалилась.
Должна признаться, что с тех пор я навеки благодарна китайскому коммунизму.
Две лошади выехали из-за ограды через единственные и постоянно охраняемые ворота. На бульваре Обитаемого Уродства они не свернули на площадь Великого Вентилятора, а поскакали в противоположную сторону, налево. Они ехали за город.
На площади Великого Вентилятора находился Запретный город. Он был не таким запретным, как местные деревни. Но оба всадника были не в том возрасте, на который распространялся запрет, и их не останавливали.