Некоторые предлагали албанцев или болгар по недостаточно веской причине – за то, что они были коммунистами. Предложение никто не поддержал. Мы уже воевали с Востоком, и всем известно, чем это кончилось.
– Может, перуанцы? – предложил кто-то.
– За что можно ненавидеть перуанца? – задал один из нас вопрос, метафизический в своей простоте.
– За то, что они говорят не по-нашему, – ответил далекий потомок строителей Вавилонской башни.
И правда, неплохо придумано.
Но наш склонный к обобщениям товарищ заметил, что с таким же успехом мы могли бы объявить войну почти всему гетто и даже всему Китаю.
– В общем, хорошо, но недостаточно.
Мы перебирали разные нации, и тут меня осенило.
– Непальцы! – воскликнула я.
– А за что можно ненавидеть непальцев?
На этот вопрос, достойный Монтескье, я дала блестящий ответ:
– А за то, что это единственная страна в мире, у которой флаг не четырехугольный.
Возмущенное собрание на миг смолкло.
– Это правда? – раздался первый воинственный голос.
И я стала описывать флаг Непала, этакое сочетание треугольников, пуля «диаболо», рассеченная вдоль.
Непальцы тут же были объявлены врагами.
– У, подонки!
– Мы покажем этим непальцам, будут знать, как иметь флаг не такой, как у всех!
– Кем они себя возомнили, эти непальцы?
Ненависть нарастала.
Восточные немцы были возмущены не меньше нас. Они попросились в армию союзников, чтобы вместе с нами участвовать в Крестовом походе против нечетырехугольных флагов. Мы с радостью приняли их в свои ряды. Сражаться бок о бок с теми, кто нас колотил и кого мы мучили, было очень приятно.
Непальцы оказались непростыми врагами.
Их было гораздо меньше, чем союзников. Сначала мы этому обрадовались. Нам и в голову не приходило стыдиться своего численного превосходства. Напротив, нам казалось, что это здорово.
В среднем враги были старше нас. Некоторым из них уже исполнилось пятнадцать, что было для нас началом старости. И дополнительной причиной, чтобы их ненавидеть.
Мы объявили войну с беспримерной честностью: первые же два непальца, проходившие мимо, были атакованы шестьюдесятью детьми.
Когда мы отпустили их, они были сплошь покрыты синяками и шишками.
Бедные маленькие горцы, едва спустившиеся с Гималаев, ничего не поняли.
Дети из Катманду, которых было человек семь от силы, посовещались между собой и выбрали единственно возможный путь – борьбу. Учитывая наши методы, было ясно, что переговоры ни к чему не приведут.
Надо признать, что поведение детей Саньлитунь опровергало законы наследственности. Ремесло наших родителей состояло в том, чтобы по возможности уменьшать напряженность в мире. А мы делали все наоборот. Вот и имей после этого детей.