Ему смутно помнился школьный курс истории, в котором покушение на Павла прошло без сучка без задоринки. И он знал эту же историю, но с неудачным вмешательством то ли солдата, то ли фельдфебеля Степана. Знал также вариант, в котором Степан был вахмистром, предводителем отряда – и тоже не достиг успеха.
Теперь ему стала известна версия удачного вмешательства Степана: Павел остался жив, но его, Стаса, подменил Эдик. Разум его соглашался на возможность исчезновения одного и появления другого; он имел уже такие примеры – одна исчезнувшая Эйфелева башня чего стоила; непонятным было одновременное существование их обоих.
– Давай думать, – предлагал он Кощею. – В моём истинном времени – тьфу, в моей реальной жизни – Эдика нет. А в его жизни, соответственно, нет меня. Но в твоей жизни, Кощей, мы оба есть. И ты сначала встретил меня – с медведем, помнишь? – потом его, а потом снова меня. А я сам в Париже едва не столкнулся с ним нос к носу. Как же это может быть?
– Не спрашивай, не понимаю. Я одному верю: всё едино суть, живи как живётся и не пытайся переделать мир.
– Но ведь кто-то – и я даже знаю кто! – вопреки твоему, старик, учению, мир изменил. Вопрос только в одном: как сосуществуют оба мира, прежний и изменённый?
Он ломал себе голову над этой проблемой всю весну. В мире номер один Степана не было. Вдруг он неизвестно откуда появился и спас императора: родился мир номер два. Из книги Букашкова следует, что некий фон Садов «предал» Степана, и тот был убит. И в это же время, в этом же городе находился другой фон Садов, геолог! Понятно, что оба Садова – ходоки, его, Стаса, потомки: один явился из мира номер один и отправил в путь Степана, а второй – из мира номер два; он своим деянием вновь вернул пусть немного изменённый, но мир номер один. И никто на свете заметить этого не может, кроме ходоков.
– А всё-таки: если исчезла реальность Эдуарда, то и видимость Эдуарда, с которым ты встречался, Кощей, должна была исчезнуть? А?
– Велми, отрок, меня удивляет, как ты толкуешь слово должен. Кто кому должен?
– Непонятно…
Два мира взаимно уничтожают друг друга. Император или жив, или нет. Родился или Эдик, или он, Стас. Никак не могут они быть здесь одновременно. И, кажется, ключевая фигура, порождающая парадокс, – Степан.
От момента, когда он, волею фон Садова, приступает к искажению первоначальной истории: садится на коня и скачет спасать императора, – и до момента, когда фон Садов его истребляет, проходит, предположим, полчаса. И в эти полчаса, пока Степан скачет, существуют оба мира! Через эту «дырку» и проник в наш мир Эдик!